Близкие родственники и те, кто помогал нести покров, стояли тесной группой позади нее, а остальные чуть поодаль от него. Марджори и Ноэль оказались одни в пустом пространстве посередине, как парламентарии враждующих сторон. Она чувствовала себя привлекающей всеобщее внимание; все вокруг наблюдали за ними, она в этом была уверена, поскольку их роман был притчей во языцех. Тихим голосом она произнесла:
— Я не вернусь сюда.
Он смотрел на нее в удивлении, потом кивнул.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Мардж. Но через неделю-другую, может быть…
Она отрицательно покачала головой.
— Я не вернусь.
— В таком случае я приеду повидать тебя, может быть, в четверг. Но скорее всего в воскресенье.
— Спасибо. Я надеюсь на это.
— Я хотел поехать в город на похороны, Мардж, но это просто невозможно. Представление… Меня просто некем заменить.
— Конечно, ты не можешь уехать, я знаю. Извини меня, Ноэль. — Она кивком подозвала свою подругу по комнате, Адель, которая стояла чуть позади. Певица подошла к ней, лицо у нее было абсолютно бледным, если не считать мазка помады на губах. Солнце просвечивало ее волосы, обнаруживая черные корни под рыжей краской. Марджори быстро договорилась о том, чтобы она уложила ее вещи и отправила их домой. Они разговаривали, а вокруг шуршал гравий под колесами машин, маневрирующих так, чтобы образовать процессию: впереди катафалк, затем черный «лимузин», ржавый маленький «шевроле» серого цвета, принадлежащий Джеффри, фургон из «Южного ветра», старенький «бьюик» Моргенштернов.
Уолли вдруг оказался рядом с Марджори.
— Твоя мама просит тебя подойти, Мардж. Осталось всего несколько минут до отправления. Она говорит, тебе может понадобиться что-нибудь теплое.
— Я принесу, — предложила Адель. — Что взять, Мардж?
— Даже не знаю. Наверное, мой голубой плащ подойдет…
— Я принесу. — Уолли побежал по лужайке.
Пока Марджори шла к кортежу, солнце проглянуло сквозь тучи, и в его лучах засверкали крылья и стекла автомобилей. Она остановилась, положив руку на дверцу «бьюика», и в последний раз оглянулась на «Южный ветер». «Бьюик» стоял перед главным зданием, поэтому перед ней открывался превосходный вид на пляж и концертный зал. Озеро серебрилось на солнце. Башня на здании концертного зала тоже сверкала, как белоснежная пика. Мокрая после дождя трава на лужайке блестела от мириадов крошечных радуг в каплях, и деревья роняли мелкие блестки. А в центре всей панорамы находился фонтан — сейчас выключенный, незаметный, и голая черная труба его одиноко торчала из серого камня каскада. Марджори содрогнулась, забралась в машину и села на заднее сиденье.
В окне появился Уолли, он принес ее смятый плащ.
— Мардж, я помогу Адель, — он задыхался. — Ты все получишь в наилучшем виде.
— Спасибо, Уолли.
— Это был отличный старик.
— Да. До свидания, Уолли.
После гудка процессия тронулась вниз по дороге. Громкоговоритель над главным зданием вещал: «Завтрак накрыт в большом обеденном зале». Толпа на лужайке уже поредела, отдыхающие потянулись к дверям столовой. Марджори вдруг почувствовала, что очень голодна, но уже было слишком поздно что-либо предпринимать. В заднее стекло она видела Уолли и Ноэля, стоявших бок о бок на крыльце главного здания и наблюдавших за отъездом процессии.
Машины медленно продвигались по неровной дороге, подпрыгивая на ухабах, из-под колес веером летели брызги. Затем они миновали арку ворот и выехали на автомагистраль.
Марджори оглянулась на сверкающую позолотой Леди «Южного ветра», которая украшала арку, и вспомнила, с каким восторгом и душевным подъемом прошла она в июне под этим изображением. Мать поразила ее заданным в это мгновение вопросом:
— Разница между приездом и отъездом огромна, а? — Миссис Моргенштерн искоса наблюдала за дочерью с переднего сиденья.
— Да, мам.
— Для дяди, однако, разница еще больше.
— Я знаю.
Помолчав, миссис Моргенштерн спросила:
— Скажи честно, Марджори, это Содом и Гоморра, верно?
Марджори колебалась. Потом ответила:
— Более или менее, мама. Более или менее так и есть. Теперь ты мне скажи честно. Почему тогда все это так прекрасно?
Мать сделала гримасу.
— Это древний вопрос. — Она опять смотрела вперед.
Кортеж плавно продвигался по магистрали к Нью-Йорку.
Только много часов спустя, когда похороны окончились и машины покидали кладбище на Лонг-Айленде, где дядю опустили в черную землю, Марджори внезапно поразила одна мысль, пробившись сквозь туман потрясения и горя. Мысль о том, что смерть Самсона-Аарона помешала ей отдаться Ноэлю и что вряд ли что-либо другое на свете смогло бы ее остановить.
Часть четвертая
Ноэль
21. Возвращение Маши
Девушки не так уж часто получают приглашение на главную роль на Бродвее на следующий день после окончания колледжа. Марджори Моргенштерн это удалось.