Марджори

Их шаги отдавались эхом в темных каменных галереях. Великолепные гобелены, деревянные святые и богоматери, инкрустированные драгоценными камнями мечи и доспехи, сводчатые потолки — все это пробуждало в ее воображении атмосферу романа, который она читала; она так и представляла себе, как поворачивает за угол и сталкивается с высоким светловолосым героем. Уолли, волоча ноги, тащился за ней — руки засунуты в карманы желтого плаща, прямые черные волосы падают на глаза; в этой обстановке он казался неуместным и комичным. Но она все равно чувствовала симпатию к нему. Он давал ей возможность ощутить себя первооткрывателем. Это удовольствие помогла ей найти Маша, когда они вместе ходили на концерты и в художественные галереи.

В холодной и пустой столовой они пили кофе.

— Готова пойти прогуляться в садах? — сказал Уолли. — По-моему, дождь кончается.

— Конечно, готова.

С деревьев обильно капала дождевая вода, так что казалось, будто все еще идет дождь; но когда они вышли на открытое пространство среди клумб, то увидели, что ненастье прошло. Белые облака, толпящиеся и спешащие вдаль высоко над головой, открывали голубые лоскуты неба. Сильный аромат от пурпурных зарослей ириса наполнял влажный воздух, и редкие лучи солнечного света серебрили огромные опоры моста над рекой. Тихий ветерок шевелил цветы, стряхивая с них дождевые капли.

— Ах, Боже мой, здесь прекрасно, Уолли! — сказала Марджори.

Он взял ее за руку, и она позволила ему держать ее; и если о ладони можно сказать «почтительная», то такова была ладонь Уолли. Он повел Марджори за угол мимо густого кустарника по извилистой дорожке, залитой странным водянистым бледно-лиловым светом.

Это была аллея, над которой сводами смыкались стены из цветущей сирени. Благоухание, сладкое и острое, невыразимое словами, наполняло воздух; оно, как музыка, заставило ее чувства затрепетать. Вода капала с пышных соцветий на лицо Марджори, поднятое вверх, когда она шла по аллее рука об руку с Уолли. Она не могла бы сказать, где был дождь, а где слезы на ее лице. Она хотела смотреть вверх на сирень, белые облака и лоскутки голубого неба вечно, вдыхая этот сладкий воздух. Ей казалось, какие бы уродливые заблуждения ни существовали за пределами этой сиреневой аллеи, должен где-то быть Бог, в конце концов, и что Он должен быть добрым.

Она услышала, как Уолли говорит:

— Я так и думал, что тебе понравится.

Голос вывел ее из состояния, близкого к трансу. Она остановилась, обернулась и посмотрела на него. Он был некрасив, юн и трогателен. Он глядел на нее сияющими глазами.

— Уолли, спасибо тебе.

Она обвила руками его шею — он был выше ее, но ненамного, — и поцеловала в губы. В поцелуе она хотела выразить свою благодарность, больше он ничего для нее не значил. Он прижимал ее к себе, пока она целовала его, и отпустил в тот же миг, как она отступила. Он вглядывался в нее с полуоткрытым ртом. Казалось, он хочет сказать что-то, но не издал ни слова. Они держали друг друга за руки, и капли дождя падали на них с цветов сирени.

Через мгновение она тихо рассмеялась.

— Ну-ка, почему ты так на меня смотришь? Я кажусь такой испорченной? Тебя уже целовали девушки?

Уолли, поднеся тыльную сторону ладони ко лбу, сказал:

— Теперь мне так не кажется! — Он покачал головой и засмеялся. — Я насажу аллеи сирени по всему городу.

Голос его был очень хриплым.

— Это не поможет, — твердо сказала она, беря его под руку и идя вперед, — это было в первый и последний раз, мой дружок.

Он ничего не сказал. Когда они дошли до конца аллеи, то повернули назад, медленно пройдя всю аллею обратно. С шепчущим звуком на дорожку падал дождь.

— Бесполезно, — произнесла она несколько мгновений спустя.

— Что?

— Проходит. Наверно, такое состояние не может продолжаться долго. Это становится просто сиреневой аллеей.

— Тогда пойдем отсюда.

Уолли зашагал быстрее, и вскоре они снова были на открытом воздухе, выйдя на свет из-под сени аллеи.

Они ехали по городу в ярком солнечном свете по высыхающей дороге, открыв окна, чтобы в «бьюик» вливался теплый благоухающий воздух.

— Пойдем, пообедаешь с нами, — сказала она, когда он остановил машину у ее дома.

— Мне нужно идти прямо в библиотеку, Мардж. Но все равно спасибо.

— Спасибо за сирень, Уолли. Это просто чудо.

Она открыла дверь. Вдруг его ладонь оказалась на ее руке.

— Может быть, нет, — проговорил он.

Она взглянула на него.

— Что, может быть, нет?

— Может быть, он был не последний. Поцелуй.

Легко рассмеявшись, она сказала:

— Уолли, дорогой, не ломай голову над этим. Я не знаю. Может быть, мы еще раз найдем такую сирень.

Он кивнул и уехал.

Войдя в квартиру, она попала в шторм. Мать, сидевшая на краю стула в гостиной, поднялась на ноги, как только Марджори вошла.

— Здравствуй, надеюсь, ты хорошо провела время?

— Очень хорошо, — сказала Марджори, сбрасывая туфли. В тоне и поведении ее матери ясно слышался сигнал тревоги.

— В основном тебе удается хорошо проводить время, — произнесла миссис Моргенштерн, приближаясь к ней со сложенными руками.