Мареновая роза

Норман медленно прокатился назад по центральной аллее парка развлечений и вернулся к зоне для пикников. Женщины все еще продолжали есть, но ленч скоро закончится — он увидел, как разносят первые подносы с десертом. Надо поторапливаться, если он хочет действовать незаметно, пока толпа еще не встала из-за столов. Впрочем, он не ощущал беспокойства; страх и паника прошли. Норман хорошо знал, куда следует направиться, чтобы найти женщину одну, без сопровождения, а затем поговорить с ней. Поговорить начистоту. «Женщины не способны обходиться без уборной долгое время, — сказал ему отец. — Они как собаки, которые не могут пройти мимо куста сирени, чтобы не поднять ногу и не оставить под ним свою отметину».

Норман быстро покатил мимо указателей с надписью «К ПУНКТАМ УТЕШЕНИЯ».

«Всего одну, — думал он. — Только одну, которая придет сама, и такую, чтобы знала, куда подевалась Роуз, раз ее здесь нет. Если она в Сан-Франциско, я поеду за ней туда. Если в Токио, я разыщу ее там. Если она в аду, я и там ее достану. А почему бы и нет, собственно? Все равно рано или поздно мы оба окажемся в пекле — и, возможно, обзаведемся там собственным домиком».

Он проехал через небольшую рощицу подстриженных в форме животных елей и затем двинулся по небольшому спуску к кирпичному строению без окон с двумя дверями в противоположных концах — для мужчин справа, для женщин слева. Норман миновал дверь, помеченную женским силуэтом, и припарковался за фасадом строения. С нормановской точки зрения, место оказалось вполне подходящим — узкая полоска голой земли, ряд пластмассовых мусорных баков вдоль стены и высокий деревянный забор, через которые не проникают посторонние взгляды. Выбравшись из инвалидной коляски, он осторожно выглянул из-за угла, высовывая голову все дальше и дальше, пока не увидел ведущую к туалетам дорожку. Он снова почувствовал, что все в полном порядке, к нему вернулись спокойствие и уверенность. Голова, правда, продолжала болеть, но боль ослабла до медленных тягучих толчков в висках.

Две женщины вышли из рощицы — не годится. Вот в чем самое уязвимое место его засады — женщины постоянно ходят в сортир парами. Какого черта? Что они там, занимаются лесбиянскими играми?

Парочка вошла в кирпичное строение. Норман слышал их голоса через ближайшее вентиляционное отверстие, они разговаривали о ком-то по имени Фрэд. Фрэд сделал то-то, Фрэд сказал так-то, Фрэд выкинул такой-то фокус. Очевидно, запас находчивости у этого Фрэда поистине неисчерпаем. Каждый раз, когда одна женщина, та, которая говорила больше, замолкала, чтобы набрать в легкие воздуха, другая принималась хихикать, и рваный звук ее смеха вызывал у Нормана такое ощущение, будто его мозг обваливают в толченом стекле, как повар обкатывает шарики теста в муке. Однако он не сдвинулся с места, не оставил свой наблюдательный пункт, стоял совершенно неподвижно, не сводя глаз с тропы, и лишь руки его шевелились, то сжимаясь в кулаки, то разжимаясь, сжимаясь и разжимаясь.

Наконец женщины вышли, продолжая хихикать и болтать о весельчаке Фрэде, и зашагали по тропе так близко, что бедра их терлись, а плечи соприкасались. Норману понадобилась вся сила воли, чтобы сдержаться и не броситься за ними, схватить их безмозглые головы — ладонями за затылки — и треснуть лбами, чтобы они взорвались, как два бильярдных шара, наполненных тринитротолуолом.

— Не надо, — прошептал он, призывая себя к спокойствию. Пот стекал по его лицу крупными прозрачными каплями и выступал на гладкой коже бритого черепа. — Не надо, только не сейчас, ради Христа, не упусти возможность. — Он весь дрожал, головная боль вернулась и разгулялась в полную силу, стуча изнутри в черепе, словно мощный кулак. Яркие зигзагообразные линии метались на периферии его поля зрения, из носа потекло.

Следующая показавшаяся из еловой рощицы женщина была одна, и Норман узнал ее — копна седых волос на макушке, уродливо вздувшиеся варикозные вены на ногах. Старушка, угостившая его йогуртом.

«Теперь настала моя очередь угостить тебя, — подумал он, напрягаясь в своем укрытии. — У меня приготовлен леденец для тебя, и, если я не получу те ответы, которые мне требуются, ты слопаешь его весь до последнего кусочка».

Затем появилась еще одна женщина. И ее Норман тоже видел — жирная черномазая свинья в красном сарафане, та, которая обернулась и с любопытством посмотрела на него, когда его окликнул продавец билетов из будки. И снова в голове промелькнуло ощущение, будто она откуда-то знакома ему — как имя, назойливо танцующее на кончике языка и прячущееся каждый раз, когда собираешься произнести его вслух. Если бы только не головная боль…

Черномазая по-прежнему таскала с собой сумку, по размерам заслуживающую названия чемодана, и сейчас, открыв замок, принялась копаться в ней.

«Что ты там ищешь, пышка? — подумал Норман. — Плитку шоколада? Кремовое пирожное? Или…»