Мареновая роза

Он не понимает, ни он, ни другой мужчина не понимают, а вот Рода Саймонс… по крайней мере, она догадывается. Рода достала торчавший в волосах карандаш и принялась рисовать на листке блокнота какие-то каракули. Впрочем, она не смотрела на лежащий перед ней лист; она смотрела на Рози, и ее брови сосредоточенно нахмурились.

Неожиданно, словно утопающая, хватающаяся за любой подвернувшийся под руку предмет, который способен поддержать ее на поверхности несколько лишних секунд, Рози подумала о картине. Она повесила ее в том самом месте, которое предложила Анна, в жилой зоне рядом с единственным окном комнаты — там даже имелся вбитый в стену крючок, оставшийся от прежнего жильца. Место оказалось просто идеальным, особенно в вечернее время; можно немного полюбоваться из окна заходящим солнцем, заливающим лучами темную зелень Брайант-парка, затем посмотреть на картину, потом снова на парк. Они прекрасно сочетались и дополняли друг друга, окно и картина, картина и окно. Она не понимала, в чем секрет, но чувствовала это всей душой. Если, однако, она потеряет комнату, картину придется снять…

«Нет, — сказала она себе, — она должна остаться на месте. Она должна остаться там!»

Последняя мысль помогла ей найти силы, чтобы хотя бы сдвинуться с места. Она медленно пересекла стеклянную кабинку, приблизилась к столу, положила листки (увеличенные фотокопии страниц книги, изданной в пятьдесят первом году) перед собой и села. Она села, но ей показалось, что она свалилась на стул, словно кто-то выдернул фиксирующие шпильки из ее колен.

«Ты справишься, Рози, — заверил ее внутренний голос, но теперь его убежденность звучала фальшиво. — У тебя все прекрасно получилось на уличном перекрестке, ты справишься и здесь».

Она совсем не удивилась, почувствовав, что внутренний голос не убедил ее. Однако ее по-настоящему поразила последовавшая затем мысль: «Женщина на картине не испугалась бы; такой чепухи женщина в мареновом хитоне ни капельки не испугалась бы».

Это же смешно, люди добрые; если бы женщина на картине была настоящей, она жила бы в античном мире, где кометы считались предвестниками несчастья, боги бродили по верхушкам гор, а большинство людей от рождения до смерти даже не видели, что представляет собой книга. Если бы женщина из тех времен перенеслась в такую комнату, этот стеклянный кубик с холодным светом и стальной змеиной головой, торчащей из крышки единственного стола, она либо с воплем бросилась к двери, либо потеряла бы сознание на месте.

Но тут Рози почему-то показалось, что светловолосая женщина в мареновом хитоне на вершине холма ни разу в жизни не теряла сознания на месте, и для того, чтобы заставить ее закричать, обыкновенной обстановки современной студии звукозаписи отнюдь не достаточно.

«Ты думаешь о ней так, словно она настоящая, — произнес голос в глубине ее сознания. В нем ощущалась явная нервозность. — Ты уверена, что поступаешь правильно?»

«Если она поможет мне пройти через это испытание, то да», — подумала она в ответ.

— Рози? — донесся из динамиков голос Роды Саймонс. — С вами все в порядке?

— Да, — ответила она, с облегчением отмечая, что все еще способна издавать звуки, правда, слегка квакающие. — Во-первых, у меня в горле пересохло. Во-вторых, мне страшно до смерти.

— Слева под столом вы найдете небольшой холодильник с водой «Эвиан» и фруктовыми соками, — сказала Рода. — Что касается страха, это вполне естественно. Он пройдет, не переживайте.

— Пожалуйста, поговорите еще немного, Рози, — попросил Куртис. Он уже надел наушники и возился со своей аппаратурой, щелкая переключателями и передвигая рычажки настройки.

Паника действительно проходила — благодаря женщине в мареновом хитоне. В качестве успокоительного средства мысли о ней могли сравниться с пятнадцатью минутами раскачивания в кресле Винни-Пуха.

«Нет, это не она, это ты, — заверил ее глубинный голос. — Это ты стоишь на вершине холма, подружка, по крайней мере сейчас, и не она помогла тебе; ты сама успокоилась. И сделай мне одолжение, будь столь любезна, независимо от того, чем закончится прослушивание, договорились? Постарайся не забыть, кто здесь настоящая Рози, а кто — Рози Настоящая».

— Неважно, о чем, просто говорите, — добавил Куртис. — О чем, не имеет значения.

На мгновение она совершенно растерялась. Взгляд ее опустился к лежащим на столе листкам. Первый представлял собой репродукцию обложки книги. На ней изображалась плохо одетая женщина, к которой приближался угрожающего вида сутулый и небритый мужчина с ножом. У мужчины были усы, и мысль, настолько мимолетная, что она едва успела уловить ее (давай повеселимся крошка мы сделаем это по-собачьи) пролетела мимо ее сознания, как зловонный выдох.