Мареновая роза

Неожиданно Норман увидел себя, перебегающего улицу, несмотря на следящие за ним камеры; он представил, как хватает маленькую горячую штучку с прической рок-звезды, как сжимает ее тонкую шею своей мощной рукой, продвигаясь все выше, пока рука не упирается в нижнюю челюсть. «Роуз Дэниэлс, — говорит он второй шлюхе, красотке с темными волосами и обалденной фигурой. — Тащи ее сюда, иначе я сверну этой соске шею, как курице».

Это было бы замечательно, но он почти не сомневался, что Роуз в борделе нет. В результате библиотечных изысканий он выяснил, что с тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, когда Лео и Джессика Стивенсон основали «Дочерей и сестер», услугами борделя воспользовалось более трех тысяч женщин, и средний срок их пребывания там не превышал четырех недель. Их довольно быстро вышвыривали на улицу, где женщины вливались в толпы уже существующих источников или переносчиков заразы, присоединялись к стаям мелких мошек. Может по окончании срока обучения им даже вручали пластмассовые пенисы вместо дипломов.

Нет, его Роуз почти наверняка покинула эту обитель лесбиянок и пыхтит сейчас на какой-нибудь поганой работенке, которую подыскали для нее подружки из борделя, и по ночам возвращается с работы в замшелую конуру с клопами, которую нашли для нее они же. Хотя сучки из здания напротив должны знать, где она, — адрес Роуз наверняка записан в амбарной книге Стивенсон, а те две ковыряющиеся в огороде шлюхи, возможно, даже заглядывали в тараканью ловушку, где ютится Роуз на чашку чая и бисквитное печенье. Те, кто побывали у Роуз, наверняка рассказали о визите тем, кто еще не успел навестить бывшую сожительницу, потому что женщины так устроены. Легче убить их, чем заставить замолчать.

Младшая из копавшихся в огороде лесбиянок, та, чьи волосы напоминали флаг какой-то африканской страны, напугала Нормана — она подняла голову, увидела его… и помахала рукой. На мгновение ему показалось, что она смеется над ним, что они все смеются над ним, что они выстроились у окон внутри Замка лесбиянок и хохочут над ним, инспектором Норманом Дэниэлсом, разоблачившим около десятка преступников, но, тем не менее, не сумевшим предотвратить хищение собственной кредитной карточки. И кто ее украл? Его собственная жена!

Руки Нормана сами сжались в кулаки. «Спокойнее, спокойнее! — закричал в Нормане Дэниэлсе мужской двойник миссис Практичность-Благоразумие. — Она, наверное, машет всем, кого видит! Она, наверное, приветствует даже блохастых бродячих собак! Такие дуры, как она, всегда так делают!»

Ну да. Ну да, конечно, так оно и есть. Норман с усилием разжал кулаки, поднял руку и разрубил ею воздух в коротком ответном взмахе. Он даже выдавил слабую улыбку, от которой снова вспыхнула боль в мышцах, сухожилиях — даже в кости — по всей нижней части лица. Но в тот же миг, когда миссис Горячая штучка вернулась к своему занятию, улыбка исчезла, и он торопливо пошел дальше, вздрагивая при каждом ударе сердца.

Он попытался сосредоточиться на текущей проблеме — как найти способ изолировать одну из этих сучек (предпочтительно самую главную сучку; в этом случае он не рискует нарваться на кого-то, кто не располагает нужными сведениями) и заставить ее говорить, однако его способность к осмысленным действиям, казалось, исчезла, во всяком случае, на некоторое время.

Он поднял руки к лицу и принялся массировать точки соединения верхней и нижней челюстей. Он и раньше неоднократно доводил себя до подобного состояния, но ни разу челюсти не болели так сильно — что же он сделал с Тампером? В газете ничего не говорилось по этому поводу, но боль в челюстях, — а также в зубах, да-да, именно в зубах, — доказывала, что он, пожалуй, дал себе волю.

«Если меня поймают, неприятностей не оберешься, — сказал он себе. — У них будут фотографии отметин, которые я на нем оставил. У них будут анализы моей слюны и… ну… других жидкостей, которые, возможно, остались на нем. Современная полиция использует широкий набор диковинных тестов и анализов, они проверяют все, а я даже не знаю, чего мне опасаться».