Читаем Марево полностью

— Но кто же? Укажите мнѣ ихъ.

— Это недовольные помѣщики, самые отсталые, самые закоснѣлые крѣпостники. Вамъ будетъ доложено о волненіи въ Терешковкѣ. Это они не допустили привести крестьянъ въ повиновеніе, они хотятъ задобрить народъ. Вчера мы сошлись на ужиномъ, вино развязало имъ языкъ… Еслибы вы слышали, ваше превосходительство, что тамъ говорилось!

— Что жь такое говорилось?

— Ругали правительство, грозили терроромъ. Пили за возвращеніе крѣпостнаго права. Я отказался отъ тоста. Одинъ меня подлецомъ назвалъ, пьянь до положенія ризъ, и лѣзетъ съ бокаломъ. Я горячъ, замахнулся на него…. Поднялся гвалтъ. Обвинили меня: въ чемъ бы вы думали? Въ оскорбленіи Величества! Какова наглость? Я, признаюсь, такъ былъ пораженъ, что и оправдываться не сталъ.

— Кто же этотъ господинъ?

— Господинъ Ишимовъ.

— Ишимовъ? Ахъ, онъ…. Постой же, я ему… Салонный подлипало, блюдолизъ…. А? Скажите на милость….

— Я никогда не прощу себѣ, если вы изъ-за меня потеряете популярность…. ихъ много; тамъ и Русановъ.

— Опять Русановъ? Да что вы толкуете о популярности? На что она мнѣ, эта популярность? Я имъ покажу какъ со мной шутить!

— Мнѣ очень больно, а все приходится ѣхать. Честному человѣку оставаться здѣсь невозможно! Борьба слишкомъ неравна…. Я дѣлалъ все что могъ. Но я не донъ-Кихотъ; лѣзть на проломъ противъ общаго потока невозможно. Только поэтому я и прошу ваше превосходительство не подвергать себя напраснымъ оскорбленіямъ.

— Что жь это, графъ? Шутите вы что ли мною? Кто пойдетъ противъ меня? желалъ бы я поглядѣть этого молодца.

— Эти люди ни передъ чѣмъ не останавливаются. Для нихъ нѣтъ ничего святаго.

— Да они у меня носу не покажутъ въ общество, проходу имъ не будетъ!

— Это мнѣ проходу-то не будетъ. Я отказался отъ вызова. Ишимовъ меня на дуэль вызывалъ.

— На дуэль? Въ моей губерніи? Mais c'est un gredin comme il y en a peu!… Въ такомъ случаѣ, уѣзжайте графъ, уѣзжайте на время, а этого господина я проучу… Вы и не хлопочите объ общественномъ мнѣніи; я заставлю ихъ думать, какъ я хочу… Я докажу имъ, что честный человѣкъ мараетъ себя не отказомъ, а принятіемъ вызова отъ бездѣльника… Онъ его на одну доску съ собой ставитъ въ этомъ разѣ…

— Ваше превосходительство, трудно выразить, до какой степени я тронутъ истинно отеческою заботливостью вашей о направленіи общественнаго мнѣнія…. Еще разъ благодарю васъ…

Часамъ къ десяти вечера, Бронскій подъѣхалъ къ саду Горобцовъ и привязалъ лошадь у плетня. Ночь была темная хоть глазъ выколи. Онъ пошелъ къ дому; проливной дождь шумно падалъ въ траву; молнія безпрестанно освѣщала тропинку; за вспышками гудѣли отдаленные раскаты. Графъ сталъ стучать въ окно кухни. Немного погодя, оно поднялось, выглянула Горпина.

— Ты, Грицько?

— Это я, моя ластовка, вызови мнѣ панночку. Горпина, не въ первый разъ исправлявшая должность наперсницы, скоро вернулась съ отвѣтомъ, что панночка боится грозы и просятъ графа пріѣхать завтра.

— Скажи ей, коли сейчасъ не выйдетъ, такъ можетъ-быть никогда и не увидимся…

— Та воны совсѣмъ було полягали, треба имъ одягаться, сказала Горпина, захлопнувъ окно.

Графъ отошедъ къ сиреневымъ кустамъ и сталъ глядѣть въ окно Инны. На столѣ горѣла свѣча; она сама сидѣла въ ночной кофтѣ, облокотясь на бумагу, задумчиво глядя въ темный садъ, вздрагивая и прислушиваясь къ малѣйшему шороху. Лара лизалъ ея руку, она не обращала на него вниманія; нѣсколько разъ она брала перо, бросала его, и начинала ходить по комнатѣ. Наконецъ, отворила окно, подышала воздухомъ, очищеннымъ грозою, полюбовалась нѣсколькими молніями, и опять сѣла писать. Бронскій сталъ расхаживать у калитки. Прошло съ четверть часа.

— Что жь она румянится, что ли, для меня?

Не терпѣлось графу, и онъ опять подошелъ къ окну. На этотъ разъ окошко у Инны было заперто и опущена красная занавѣска; за ней просвѣчивалъ огонь и двѣ тѣни. Сквозь не плотно притворенную раму слышался мужской голосъ.

— Дуэль…, послышалось ему. Затѣмъ шопотъ, вѣтеръ, ничего не слыхать.

— Онъ здѣсь, говорилъ мужской голосъ, — онъ ничего не…. Такъ ослѣпленъ….

"Что за чортъ!" подумалъ графъ: "это голосъ Леона. Такъ вотъ кто ей сказалъ обо мнѣ! Вотъ онъ куда ѣздилъ-то по ночамъ! Ну да и она молодецъ! Какова сила характера, ни разу не проговориться! Мастеръ же онъ выбирать людей! На такую можно положиться!"

— Мнѣ жаль его, заговорила Иана:- онъ такъ сильно привязанъ… — Опять шопотъ.

— Можетъ, ты и сама его любишь? раздался мужской голосъ. Дождь забарабанилъ въ стекла и заглушилъ его. Яркая молнія, и рѣзкою дробью прокатился ударъ, отразившись глухимъ гудомъ въ далекѣ.

Хлопнула калитка, и Бронскій пошелъ на встрѣчу Юліи, и указалъ ей на бесѣдку. Та проворно пробѣжала тропинку и бросилась въ раскрытыя объятья Бронскаго.

— Ѣдемъ, говорилъ онъ, прижимая ее къ груди, — ѣдемъ, собирайся.

— Куда? Что съ тобой?

— Туда, туда, гдѣ жизнь, борьба, гроза, шутливо говорилъ онъ, награждая ее съ каждымъ словомъ поцѣлуемъ, — самая страшная гроза! передъ ней всѣ грозы небесныя ничто!

— Да, полно же, что съ тобой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
История одного города. Господа Головлевы. Сказки
История одного города. Господа Головлевы. Сказки

"История одного города" (1869–1870) — самое резкое в щедринском творчестве и во всей русской литературе нападение на монархию.Роман "Господа Головлевы" (1875–1880) стоит в ряду лучших произведений русских писателей изображающих жизнь дворянства, и выделяется среди них беспощадностью отрицания того социального зла, которое было порождено в России господством помещиков.Выдающимся достижением последнего десятилетия творческой деятельности Салтыкова-Щедрина является книга "Сказки" (1883–1886) — одно из самых ярких и наиболее популярных творений великого сатирика.В качестве приложения в сборник включено письмо М. Е. Салтыкова-Щедрина в редакцию журнала "Вестник Европы".Вступительная статья А. Бушмина, примечания Т. Сумароковой.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Русская классическая проза
Великий раскол
Великий раскол

Звезды горели ярко, и длинный хвост кометы стоял на синеве неба прямо, словно огненная метла, поднятая невидимою рукою. По Москве пошли зловещие слухи. Говорили, что во время собора, в трескучий морозный день, слышен был гром с небеси и земля зашаталась. И оттого стал такой мороз, какого не бывало: с колокольни Ивана Великого метлами сметали замерзших воробьев, голубей и галок; из лесу в Москву забегали волки и забирались в сени, в дома, в церковные сторожки. Все это не к добру, все это за грехи…«Великий раскол» – это роман о трагических событиях XVII столетия. Написанию книги предшествовало кропотливое изучение источников, сопоставление и проверка фактов. Даниил Мордовцев создал яркое полотно, где нет второстепенных героев. Тишайший и благочестивейший царь Алексей Михайлович, народный предводитель Стенька Разин, патриарх Никон, протопоп Аввакум, боярыня Морозова, каждый из них – часть великой русской истории.

Георгий Тихонович Северцев-Полилов , Даниил Лукич Мордовцев , Михаил Авраамович Филиппов

Историческая проза / Русская классическая проза