Марево

— Да что жъ, помилуйте! желаешь всѣмъ добра, хочешь просвѣтить, и ни въ комъ не находишь сочувствія…

— А вы желайте какъ-нибудь иначе, можетъ и похвалятъ.

— Вотъ теперь и отъ инспектора гонка будутъ! Лучше не жить!

Исправникъ окончательно успокоилъ его, сказавъ, что въ надеждѣ на его исправленіе, ни слова не окажетъ инспектору. Въ гимназіи Колю тотчасъ обступили товарищи.

— Новый инспекторъ! раздавались голоса.

— Кто такой? опрашивалъ Горобецъ, едва успѣвая отвѣчать на щипки и подзатыльники.

— Разгоняевъ, писатель, башка, прогрессистъ, слышалось вокругъ; — надо сразу его озадачить, проучить! Асаже!

Всѣ благія намѣренія Горобца разлетѣлись прахомъ.

— Полно вамъ съ глупостями, господа, важно говорилъ Горобецъ:- теперь есть дѣла поважнѣй; меня чуть не арестовали. Бумаги отобрали…

Отобранныя бумаги заключались въ увольнительномъ билетѣ на вакацію.

— О! о! молодецъ. Герой! шумѣли гимназисты.

— Ruhig, stehen sie ruhig, кричалъ надзиратель.

Михаилъ Петровичъ Разгоняевъ, будучи еще очень молодымъ человѣкомъ, писалъ статьи о воспитаніи въ какомъ-то спеціальномъ журналѣ. Правительственныя лица обратили вниманіе на даровитаго публициста-педагога; дали ему сначала гдѣ-то мѣсто учителя въ одной изъ столичныхъ гимназій, а затѣмъ, удовлетворивъ принципу постепенности въ служебной іерархіи, перевели его инспекторомъ въ провинцію. Его старались заманить обѣщаніями скораго повышенія, польстили самолюбію, представивъ умилительную картину самоотверженія на пользу отечественнаго образованія.

Къ удивленію сослуживцевъ, онъ, не колеблясь, согласился ѣхать въ глушь.

Пріѣхавъ на мѣсто назначенія, онъ на другой день пригласилъ всѣхъ учителей и надзирателей собраться къ нему вечеромъ на чашку чаю.

За учителями особыхъ примѣтъ не водилось; лица носили типическій отпечатокъ школьнаго педантизма; у нѣкоторыхъ бакенбарды были, по остроумному выраженію учителя русскаго языка, 84-й пробы. Человѣка два терпѣлись только потому что имъ оставалось нѣсколько мѣсяцевъ до полнаго пенсіона. Все это были люди довольно бездарные; самые добросовѣстные ограничивались небольшими рукописными добавленіями къ учебнику. Тѣмъ рѣзче выдѣлялись изъ нихъ двое молодыхъ людей, недавно кончившихъ курсы, учителя всеобщей исторіи и математики.

Надзиратели отличались болѣе врожденными склонностями нежели культурой. Одинъ изъ нихъ, очень пожилой человѣкъ, страстно любилъ гусиные бои, и почти все жалованье тратилъ на свою охоту. Къ должности же относился, какъ къ средству покупать гусаковъ.

Другой изъ Нѣмцевъ выдавалъ себя за доктора философіи, только по-русски разумѣлъ весьма плохо, и объяснялся съ воспитанниками посредствомъ ручнаго словаря Ольдекопа.

У француза Сосе были очень хорошіе фуляры.

Былъ еще одинъ надзиратель, который не принималъ почти никакого участія въ дѣлахъ заведенія; вставалъ за два часа до начала классовъ и, какъ онъ выражался, цапалъ стакашку; потомъ шелъ въ гимназію, и, отдежуривъ свое, отправлялся домой. Онъ жилъ очень близко отъ мѣста служенія, но попадалъ домой только къ шести часамъ вечера: въ городѣ было до пятнадцати увеселительно-питейныхъ заведеній, какъ-то: погребковъ, распивочныхъ, ведерныхъ и проч. Онъ входилъ въ ближайшій по дорогѣ, цапалъ стакашку, и закусивъ огурцомъ, отправлялся къ слѣдующему. Тамъ та же исторія съ рѣдечкой на закуску и такъ далѣе вплоть до квартиры. Пообѣдавъ, задавалъ храповицкаго до ужина, который состоялъ изъ различныхъ соленій, моченій, сушеній собственнаго приготовленія на цѣлый годъ. За тѣмъ по утру, цапнувъ стакашку и закусивъ фіялковымъ корнемъ, гвоздичкой и жженымъ кофе, отправлялся въ гимназію, и такъ далѣе. Въ воскресенье, онъ съ самаго утра начиналъ свои похожденія и оканчивалъ ихъ въ полпивной полдюжиною бутылокъ пива. Никого къ себѣ не принималъ и самъ ни у кого не бывалъ. Это былъ тотъ горбунъ, учитель музыки, котораго жена бросила и который къ вечеру обыкновенно не годится. Онъ совершенно запрятался межь прочими и надѣялся, какъ-нибудь, не попасть на глаза новому начальнику.

Наконецъ вышелъ новый начальникъ, въ сѣренькомъ сюртучкѣ, съ сигарой въ зубахъ. Начались рукожатія.

— Мнѣ очень совѣстно, господа, что я надѣлалъ вамъ такихъ хлопотъ.

Всѣ улыбались, всякій старался сказать что-нибудь пріятное новому начальнику.

— Милости просимъ, сказалъ Разгоняевъ, указывая на кабинетъ. Всѣ гурьбой пошли за нимъ. — Пожалуста, господа, безъ церемоніи, размѣщайтесь, продолжалъ онъ, подвигая кресла. — Я васъ просилъ, господа, собственно для того, чтобъ уговориться насчетъ образа дѣйствій, торопливо заговорилъ онъ нѣсколько офиціяльнымъ тономъ, потирая руки: — правительство, господа, находитъ неудовлетворительною систему преподаванія и воспитанія; оно облекло меня довѣренностью на улучшеніе ввѣреннаго мнѣ заведенія. Я надѣюсь, господа, встрѣтить въ васъ ревностныхъ помощниковъ въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ образованіе будущихъ…

Послышалось разомъ нѣсколько отвѣтовъ; инспекторъ могъ разобрать: — Мы готовы… по мѣрѣ силъ…