Читаем Марево полностью

— Постойте, Петръ Николаевичъ, вы этими маневрами можете запугать какого-нибудь Чижикова, хоть онъ, къ слову сказать, далеко лучше васъ. Было бы вамъ извѣстно, что я службу покидать не намѣренъ; а такъ какъ одному изъ насъ надо слетѣть, такъ я покорнѣйше прошу васъ имѣть это въ виду….

Русановъ повернулся и вышелъ, а Доминовъ заходилъ изъ угла въ уголъ, нахмурившись. Управляющимъ овладѣло непріятное чувство, которое всегда сжимаетъ сердце ничтожнаго плута въ виду гнѣва сильнаго. Онъ проворно убиралъ шахматы въ коробку.

— Вѣдь вотъ вы не понимаете, изъ чего я бѣснуюсь! Вы думаете, мнѣ въ самомъ дѣлѣ досадно, что онъ меня оскорбилъ?

— Помилуйте, стоитъ ли обижаться!

— Нѣтъ, вы рѣшительно глупы, а это при нашемъ…. дѣлѣ, бѣда!

— Да, вѣдь онъ помѣшался на прогрессѣ….

— Эхма! Поймите, любезный, мнѣ-то ловко было его руками жаръ загребать…. Вѣдь только на него я можно было положиться…. Досадно, мочи нѣтъ, досадно! Вотъ какъ даже: знай я, что онъ такъ горячо приметъ это, совсѣмъ другое дѣло было бы….

— Какъ же, сказалъ управляющій, — вѣдь надо сегодня доложить непремѣнно, а то ничего не успѣемъ сдѣлать…. Чижиковъ пожалуй нынче подастъ прошеніе, и тогда прощай….

— Доложимъ, нетерпѣливо отвѣчалъ Доминовъ:- что вы думаете, ужь безъ Русанова и доложить некому?…. Этого добра довольно!

Русановъ отправился къ губернскому прокурору. Этотъ важный постъ занималъ сухой, желчный старичокъ, съ небольшими глазками, глядѣвшими изъ-подъ нависнувшихъ бровей такъ бойко, что не было человѣка во всей губерніи, который могъ бы долго вынести этотъ взглядъ. Во время недавней ломки, охватившей всѣ вѣдомства, многіе, чуявшіе у себя пушокъ на рыльцѣ, утѣшались хоть тѣмъ, что вотъ и этотъ ядовитый человѣкъ отправятся почивать на лаврахъ. Онъ только посмѣивался, и въ самомъ дѣлѣ, наперекоръ стихіямъ, удержался на мѣстѣ. Попасть къ нему на язычокъ пуще огня боялись; попасть ему подъ перо, значило быть въ уголовной.

И позволялъ же онъ себѣ такія вещи, которыя другимъ не легко съ рукъ сходятъ. Была у него, напримѣръ, любимая поговорка: "всякъ человѣкъ есть ложь, и нѣсть въ немъ правды ни единыя." Прежній губернаторъ вздумалъ однажды позабавиться надъ нимъ въ обществѣ.

— Какъ же такъ? говоритъ:- что это значитъ?

— А то, что всѣ люди мошенники ваше превосходительство….

— Но какъ же такъ однако! Стало-бытъ и я съ ними?

— Объ насъ съ вами, ваше превосходительство, и рѣчи нѣтъ; вы — генералъ, я прокуроръ, а тутъ про людей говорятъ….

Онъ слушалъ Русанова съ большимъ вниманіемъ и вертѣлъ табатерку между пальцами.

— Кончили? спросилъ онъ.

— Кончилъ, сказалъ Русановъ.

— Ну, батенька, сказалъ бы я вамъ: поцѣлуемтесь, да не брился сегодня, вотъ бѣда-то какая! А впрочемъ съ вами вирши-то разводить нечего; рыбакъ рыбака, а чудакъ чудака насквозь видятъ. Вотъ что я вамъ скажу, отложите попеченіе….

Русановъ этого, по крайней мѣрѣ по началу, никакъ не ожидалъ.

— Знаете ли вы, съ какимъ лѣшимъ сцѣпились? У него, батенька, въ Питерѣ такая рука, что какъ прихлопнетъ насъ съ вами, такъ отъ насъ только мокренько оставется, а изъ меня дымъ пойдетъ….

Русановъ поклонился и вышелъ въ переднюю.

— Ну, вотъ ужъ и разсердился, сказалъ старикъ въ догонку:- ладно, тамъ посмотримъ!

Пріѣхавъ домой, Русановъ тотчасъ же сѣдъ писать прошеніе объ отставкѣ; почти машинально написалъ онъ казенную фразу: "Не будучи въ состояніи по разстроенному здоровью;" потомъ замѣнилъ вторую ея половину словами: "по домашнимъ обстоятельствамъ", зачеркнулъ и это, взялъ листъ гербовой бумаги и прямо на бѣло написалъ: "Не будучи въ состояніи продолжать службу" и т. д. Окончивъ прошеніе, отвезъ его въ присутствіе и подалъ Доминову самъ.

— Что это? Прошеніе? проговорилъ тотъ не совсѣмъ покойнымъ голосомъ:- къ чему торопиться? Послушайте, вы не хорошо со мной поступили….

— Что это, Петръ Николаевичъ? Вы меня не поняли…. Сколько мнѣ помнится, личностей между нами не было; вамъ не нравилась моя отлучка, мнѣ не нравился вашъ образъ дѣйствій; если вамъ что-нибудь оскорбительно показалось, я готовъ удовлетворить васъ, чѣмъ угодно….

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Великий раскол
Великий раскол

Звезды горели ярко, и длинный хвост кометы стоял на синеве неба прямо, словно огненная метла, поднятая невидимою рукою. По Москве пошли зловещие слухи. Говорили, что во время собора, в трескучий морозный день, слышен был гром с небеси и земля зашаталась. И оттого стал такой мороз, какого не бывало: с колокольни Ивана Великого метлами сметали замерзших воробьев, голубей и галок; из лесу в Москву забегали волки и забирались в сени, в дома, в церковные сторожки. Все это не к добру, все это за грехи…«Великий раскол» – это роман о трагических событиях XVII столетия. Написанию книги предшествовало кропотливое изучение источников, сопоставление и проверка фактов. Даниил Мордовцев создал яркое полотно, где нет второстепенных героев. Тишайший и благочестивейший царь Алексей Михайлович, народный предводитель Стенька Разин, патриарх Никон, протопоп Аввакум, боярыня Морозова, каждый из них – часть великой русской истории.

Георгий Тихонович Северцев-Полилов , Даниил Лукич Мордовцев , Михаил Авраамович Филиппов

Историческая проза / Русская классическая проза
История одного города. Господа Головлевы. Сказки
История одного города. Господа Головлевы. Сказки

"История одного города" (1869–1870) — самое резкое в щедринском творчестве и во всей русской литературе нападение на монархию.Роман "Господа Головлевы" (1875–1880) стоит в ряду лучших произведений русских писателей изображающих жизнь дворянства, и выделяется среди них беспощадностью отрицания того социального зла, которое было порождено в России господством помещиков.Выдающимся достижением последнего десятилетия творческой деятельности Салтыкова-Щедрина является книга "Сказки" (1883–1886) — одно из самых ярких и наиболее популярных творений великого сатирика.В качестве приложения в сборник включено письмо М. Е. Салтыкова-Щедрина в редакцию журнала "Вестник Европы".Вступительная статья А. Бушмина, примечания Т. Сумароковой.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Русская классическая проза