Марево

Владиміръ Ивановичъ сталъ перебирать письма, проглядывая ихъ мелькомъ; всего бы не перечесть въ недѣлю: письма были и шести европейскихъ языкахъ; встрѣчалась фамиліи болѣе или менѣе извѣстныя въ то время, болѣе или менѣе игравшія роль. Изъ этого онъ заключилъ, что отецъ его, въ простотѣ сердечной, и не понималъ значенія своего стараго дружища; вѣроятно, и причина ссылки этого дружища, въ 1848 г., оставалась для него необъяснимою загадкой. Ясно было, что отецъ Инны былъ центромъ, около котораго группировалось сначала все мыслящее въ Россіи, а потомъ, когда онъ отшатнулся отъ этого кружка, вокругъ него стали собираться всевозможные элементы революціи 1848 года.

На одномъ изъ писемъ Русановъ нашелъ подпись Льва Горобца, и съ новымъ любопытствомъ принялся за чтеніе: