Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Впрочем, будучи премьером, Каллаган так и не смог доказать, что пребывание на этих высоких постах многому его научило. Несмотря на весь опыт Каллагана, его правление не отличалось изобретательностью. Он не сумел ни продолжить политику Вильсона, ни приняться за лечение таких глубоко укоренившихся экономических недугов, как высокая инфляция, все возрастающие требования повышения заработной платы и ослабление позиций фунта. Зато он умел увиливать и лавировать в парламенте. Когда Тэтчер нападала на него, Каллаган парировал ее нападки с пренебрежительной снисходительностью. «Ну ну, лапонька, — самодовольно изводил он ее, глядя поверх курьерского ящика, как лицо ее заливается краской. — Не верьте вы всему тому вздору, что пишут в газетах о кризисе и переворотах и конце нашей цивилизации. Ей-богу, нельзя этому верить!» Она чуть не лопалась от злости. Каллаган нашел, чем можно ее пронять — язвительной снисходительностью, и постоянно прибегал к этому средству. Наделенная от природы инстинктом соперничества, она испытывала искушение ответить ему тем же, но сознавала, какой опасностью это чревато. «Если я стану поступать так же, то, боюсь, в устах лидера-женщины это прозвучит сварливо», — пояснила она, сославшись — редкий случай — на свой пол {10}. Сидеть там и молча сносить издевки было для нее непереносимо. То ли дело обычная шумная парламентская перепалка!

После того как валютный кризис неоднократно приводил к подрыву позиций фунта, а дефицит торгового баланса продолжал расти, правительство было вынуждено принять решительные меры. Министр финансов Дэнис Хили отменил запланированную поездку в Азию, чтобы заручиться срочной помощью со стороны Международного валютного фонда (МВФ) — обычно к помощи такого рода прибегают страны-должники третьего мира. Резервный заем МВФ в размере 3,9 миллиарда долларов, предоставленный в результате Англии, исчерпал ее лимит прав заимствования в МВФ и явился уже четвертым гигантским кредитом, полученным Англией за границей меньше чем за год. Всего за четыре месяца до этого Англия запросила и получила 5,3 миллиарда долларов на международных рынках кредита. Теперь МВФ просил правительство Каллагана осуществить жесткие меры по наведению суровой экономии и сократить расходную часть следующего бюджета на 3–5 миллиардов долларов. Страна была на грани банкротства.

Положение лейбористской партии стало неустойчивым, но Каллаган укрепил свое пошатнувшееся правительство, заключив союз с либералами. Потерпев вновь неудачу, Тэтчер уложила вещи и пустилась в путь. Китай принял ее с почестями, обычно оказываемыми главам государств, прибывающим с официальным визитом, а в Соединенных Штатах американский президент Джимми Картер отменил введенное им же правило, оказав ей тем самым совершенно особое внимание. Дело в том, что Картер с присущим ему стремлением к методичности ввел недальновидное правило, что он станет встречаться только с главами правительств, наносящими официальный визит. А со всеми лидерами оппозиции будет встречаться его вице-президент Уолтер Мондейл. Два ведущих европейских руководителя — лидер французских социалистов Франсуа Миттеран и лидер немецких христианских демократов Гельмут Коль — искали встречи с Картером и получили отказ. Оба государственных деятеля, впоследствии возглавившие свои страны, отменили свою поездку в Соединенные Штаты.

Каллаган был лучшим иностранным другом Картера. Когда премьер-министр сшил костюм в тонкую полоску из ткани, каждая полоска которой была образована буковками JC — инициалами Картера, — он послал отрез этого материала на костюм президенту. Но Картер был решительным сторонником женского равноправия, и его прельщала перспектива встречи с лидером тори. И вот когда английский посол в Вашингтоне Питер Джей, кстати, зять Каллагана, стал уговаривать Картера встретиться с лидером оппозиции, президент нарушил свое собственное правило. Он пригласил Тэтчер в Овальный кабинет на получасовую беседу — и пожалел об этом.

Тыча в президента пальцем, она прочла Картеру лекцию о своих отношениях с профсоюзами и с ходу отвергла высказанное им твердое убеждение, что неотъемлемой частью внешней политики должна быть нравственность. Вздор, отрезала она. «Внешняя политика — это просто-напросто выражение национального своекорыстия». Картер вспыхнул. Впоследствии он говорил, какое впечатление произвела на него Тэтчер: «жесткая, чрезвычайно самоуверенная, упрямая и неспособная признать, что она чего-то не знает» {11}. Картер тоже не произвел на нее большого впечатления. Она нашла, что он «слащаво-сентиментальный» и «сырой», что на школьном жаргоне означало «бесхребетный». Теперь она понимает, сказала она, почему американцы называют Картера «тряпкой». И она с ними согласна {12}.