Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Оуэн и Стил были странной парой. Профессиональный врач, отказавшийся от практики ради того, чтобы стать членом парламента, Оуэн, в 36 лет, поднявшись до поста министра иностранных дел, уходит затем из лейбористской партии. Его выход был в значительной мере вызван несогласием с той политикой в вопросе о ядерных вооружениях, которую проводила лейбористская партия под руководством Майкла Фута. Оуэн был убежден, что Англия не сможет надежно защитить себя, не опираясь при этом на ядерное оружие. Теперь эта позиция подталкивала его к столкновению со Стилом и с либералами, которые считали необходимым отказаться от поддержания небольшого ядерного арсенала страны. Оуэн делал все возможное, чтобы это расхождение во взглядах не привело бы к подрыву и без того непрочного единства Альянса.

Оуэн считал, что на смену устаревающему флоту из четырех подводных лодок, вооруженных ракетами «Поларис» с ядерными боеголовками, должна прийти численно меньшая, но ядерная же альтернатива. Он, однако, не мог бы высказать свои идеи вслух и при этом удержать либералов в Альянсе. Поэтому он предпочитал высказываться туманно: если сможет быть создано «минимально необходимое европейское сдерживание», которое могло бы включать англо-французское ядерное сотрудничество в той или иной его форме, то тогда он не станет более настаивать на том, чтобы Англия непременно сохранила бы собственные средства сдерживания. Никто не понимал лучше, чем сам Оуэн, что в сформулированной подобным образом позиции была «дыра», в которую проходили бы ракетно-ядерные силы Советского Союза. Но дальше такой формулировки Оуэн пойти не мог, не поступаясь при этом своими убеждениями или не ставя под угрозу интересы единства Альянса.

Стил понимал, что для разработки политики в вопросах обороны, которая была бы приемлема для обеих партий, предстояло проделать еще немалую работу. Он, однако, соглашался с компромиссом, формально поддержал его и попытался добиться его одобрения на конференции своей партии. Он сознавал, что расплывчатая позиция не понравится многим членам партии. Он, однако, к этому моменту уже десять лет как твердо стоял у руля либеральной партии и считал, что сумеет убедить ее последовать за ним в этом вопросе. Но заключительная поправка, внесенная на конференции и состоявшая всего из восьми слов, внезапно вызвала острые дебаты. После трех часов напряженной борьбы вопрос был поставлен на голосование. Руководство партии повело себя при этом достаточно неуклюже. В итоге Стил потерпел унизительное поражение. Большинством всего в 27 голосов — при общем числе голосовавших 1277 — либеральная партия приняла резолюцию, в которой говорилось, что она будет играть более активную роль в поддержке НАТО «при условии, что сдерживающие силы союза будут носить неядерный характер».

Тем самым конференция взорвала тщательно сбалансированную договоренность между либералами и социал-демократической партией. Оуэн был разозлен и тем, как бездарно Стил провел голосование, и его неспособностью управлять собственной партией. Все разногласия, существовавшие внутри Альянса, разом выплеснулись наружу. Ссора оказалась как нельзя кстати для Тэтчер и консерваторов, которым всегда было гораздо труднее противостоять обычно центристскому Альянсу, нежели более левой лейбористской партии.

Пока Альянс залечивал раны, на авансцену выступили лейбористы. На первый взгляд, дела в партии вроде бы складывались неплохо. За те три года, что Нейл Киннок возглавлял партию, он сумел в целом справиться с воинствующим и потому разрушительным ее крылом, вдохнуть в партию новую жизнь. Он избавился от некоторых устаревших социалистических программных установок, сохранение которых наносило партии политический ущерб.

Он отказался от красного флага как официального символа лейбористов и заменил его более двусмысленной красной розой. При закрытии партийных митингов и съездов делегаты стоя пели теперь не коммунистический «Интернационал», а старый гимн «Иерусалим».

Киннок смог найти удачную линию позитивных нападок на социальную политику Тэтчер, которая повсеместно в стране воспринималась как чрезмерно жесткая по отношению к бедным, больным и престарелым. «Существует моральное большинство, — говорил Киннок. — Оно не узколобо, не эгоистично, не самовлюбленно и не жестоко. У него широкий кругозор, и оно способно к проявлениям сочувствия. Мы обращаемся к этому моральному большинству» {1}.