Маргаритка (СИ)

Танька долго не соглашалась. Но Жанна пролила на себя компот, пришлось согласиться и снять не только платье, но и колготки. Правильно говорили бабульки, отметила Олеська, застиранные трусишки на ребенке, цвет свой потеряли. А на такие мелочи, как умение держать нож, пользоваться салфеткой Олеська не смотрела. Сама до "Кати-Катерины" толком ничего не знала и не умела. Это можно и простить. Но все же отметила для себя: этого Танька тоже не умеет и не знает. Застенчивостью девица не отличалась, громко говорила, хохотала. Вот Маргаритка тоже постоянно хохочет, но почему-то ее смех не напоминает конское ржание, как у Таньки. Колька же все это видел, Олеська была готова поклясться в этом, но, знай себе, усмехался, глядя на старания Олеськи, и продолжал встречаться с Танькой, правда, уже реже.

- Черт его веревочкой к Таньке привязал, - ругалась про себя Олеська.

Маргаритка в середине марта родила без всяких осложнений чудесного мальчика. Сама. И недолго мучилась. Никаких отклонений у Костика врачи не заметили. Хороший нормальный мальчик, хорошие рефлексы. Три пятьсот. Волосики светленькие, пушистые. Маргаритка сразу заявила, что у нее тоже раньше такие были.

Маму с сыном сразу из роддома Зеленецкие должны были отвезти к ее тетке - тете Кате, что была соседкой Надежды, сестры Олеськи. По просьбе подруги Олеська собрала все детское приданое в городской квартире и отвезла заранее в деревню. Там еще тетя Катя кое-что припасла, Надежда отдала, у нее от дочки осталось. Олеська осталась помочь тете Кате все перегладить, переночевать решила у сестры. Их дом еще не был достроен. Позвонила мужу, предупредила, что не успевает вернуться, и ужина она не приготовила заранее. Олег недовольно поворчал, что жены не будет дома, потом приказал ей блюсти свою и его честь, не смотреть на незнакомых и знакомых мужчин, глазок не строить, слушаться старшую сестру и успокоился. Сказал, что они с Колькой пивка попьют вечерком.

Сидя вечером с сестрой, Олеська жаловалась ей на зловредную Таньку, которая никак не отцепится от Николая. Надежда тоже посмеялась сначала над беспокойной "мамочкой" и дала хороший и действенный совет Олеське. Старшая сестра научила, как заставить Кольку окончательно снять розовые очки, когда тот смотрит на Таньку.

- А ты найди им квартиру, пусть попробуют пожить отдельно, вдвоем, и сама туда не лезь, - сказала она.

- Ты что, - испугалась Олеська. - Я их разлучить хочу, а ты "посели вместе" говоришь. Никакой логики.

Надежда не согласилась.

- Видела я вашего Николая, как-то со Стасиком к нам заезжал. Он строитель, а ты пыль на его ботинках хоть раз видела или в грязной одежде он пришел домой?

- Нет. А что? - не понимала Олеська. - Он на работе переодевается. Колька наш чистюля. Я стараюсь ему помочь, постирать-то нетрудно, автомат стоит, случается, порой и поглажу. Коля часто поздно возвращается. Не успевает сам. А что мне еще делать? Дома же сижу. Но сам Колька тоже умеет все делать. Его и моего Олежку мать приучила к порядку.

- Вот теперь пусть ему Танька и рубашки постирает, и погладит, и почистит ботиночки. Поверь, не будет она этого делать, судя по твоему рассказу. А потом им придется жить с ребенком, без бабушек, особо не погуляешь. То так Танька матери оставляет ребенка, сама бежит к тому же самому Кольке, а будет жить отдельно, много не набегает. Сбежит Танька от семейной жизни, сама увидишь.

- Или Колька сбежит, - с надеждой добавила Олеська, которая наконец-то поняла, что имела в виду сестра.

А дальше получилось так, что через три дня Николай привел Таньку в дом брата. В марте, когда этого уже не ждали, неожиданно ударили сильнейшие морозы. В старом доме, где жила Танька, полетела система отопления. Всю зиму старые трубы дышали на ладан, весной сдались. Прорвались, замерзли. А морозы не отступали. Ночью столбик термометра опускался до минус тридцати пяти. У жильцов даже замерзла вода в кранах. Настолько было холодно в квартирах. Олеська пожалела ребенка Таньки и сказала Николаю: пусть Танька с девочкой побудут у них, пока не восстановят отопление. Танька сразу согласилась. Она с девочкой прожила у Олеськи месяц и даже была готова остаться дольше. Говорила Николаю, что она так привыкла, так привыкла за эту этот месяц, что не знает, как будет дальше жить в разлуке. Олеське и Олегу, конечно, такие квартиранты не были нужны. Посуды за собой не моют сразу, стоит гора в раковине до вечера, обувь в прихожей разбросана. Олеська сколько раз не выдерживала: и обувь убирала, и сама мыла посуду. Танька обижалась и говорила, что это Олеська нарочно делает, чтобы показать, что Танька грязнуха и неряха. Только таких разговоров и не хватало Олеське. Маргаритка, к которой Олеська регулярно ездила, хохотала от души над ее жалобами:

- Что, мамочка, тяжело быть хорошей свекровью? Не делай добра, не получишь зла. А чего ты не позвала к себе пожить и будущую сватью? Было бы еще веселее. Олег-то тебя за это еще не собрался бросить?

- Нет. Олежек молчит.