Маргаритки на ветру

– Вы правы, док, – поддержала Кетлин, ткнув в его сторону указательным пальцем. – Если дурную славу родителя считать преступлением и судить за это потомков, то многим в нашем городе придется худо. – Она вскочила на ноги. – Почему, Саймон Джонс, вашего отца не сажают за решетку по три раза на неделе за то, что он напивается и буянит? – обратилась Кетлин к кривоногому низкорослому фермеру, который густо покраснел от ее слов. – Зато вы сами – его противоположность, не так ли? Никто не видел вас с рюмкой в руке, и это, несомненно, ваша заслуга. А вы, Миртль? Разве нам всем не известно, что вашего отца в шестьдесят четвертом году обвиняли в незаконном захвате земли?

– Это не доказано!

– Да, не доказано, но слухов ходило много. И все же, вы стали одним из наиболее уважаемых жителей города. Вы глава общественного комитета города и член школьного совета. И мне кажется, вам следует беспокоиться о том, кто будет учить зимой наших детей, а не забивать себе голову решением судьбы одинокой девушки, которая пока не причинила вреда никому, кроме Скупа Пармали, который пытался ограбить дилижанс. Еще вчера она всем здесь нравилась, а сегодня, когда мы узнали ее имя, половина города уже готова прогнать ее из Монтаны. Мне стыдно, что я живу в Паудер-Крике!

Приутихшее было собрание вдруг снова заволновалось. Все говорили хором, спорили, махали руками. Каждый старался перекричать соседа. Разъяренная тем, какой оборот приняло дело после выступления шерифа, обиженная на Кетлин за вздорные и совершенно необоснованные обвинения в адрес отца, Миртль Ли Андерсон схватила молоток и принялась лупить по столу, вынуждая всех замолчать.

– Может, у нас пока нет причины вышвыривать из города бандитскую дочь, но я скорее соглашусь проглотить гремучую змею, чем позволю ей занять учительское место, о чем мечтает Кетлин Бодин! В зале опять воцарилась тишина.

– Это правда, Кетлин? – спросила Эбигейл Причард, озабоченно наморщив лоб. – У меня нет личной неприязни к девушке, вы же понимаете, но взять ее в качестве новой учительницы…

Вольф решил, что пора снова завладеть инициативой, и поднял руку:

– Я сделал по телеграфу запрос о мисс Ролингс, и мне кажется, вам будет интересно узнать, какой ответ я получил. Рассказывать?

Все разом закричали:

– Конечно… Да, черт побери… Говорите… Вольф кивнул, дожидаясь, пока стихнет шум. Из зала на него смотрели хмурые, напряженные, озабоченные люди. Справа в заднем ряду он заметил незнакомца: молодого темноволосого человека лет двадцати, гладко выбритого, в добротном темном костюме и шляпе. На миг Вольф удивился, что какой-то чужак присутствует на городском собрании, ведь, не будучи жителем Паудер-Крика, он не мог принимать участия в дискуссии.

Видимо, незнакомец услышал в салуне толки о предстоящем собрании и решил поподробнее разузнать, из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор.

«Наверное, игрок», – решил Вольф. Но глаза черноволосого молодого человека совсем не походили на бегающие масленые глазки заядлых картежников.

И все же в его взгляде шериф заметил какой-то неистовый блеск, выдававший огромный интерес этого господина к происходящему, хотя внешне он казался совершенно спокойным.

В зале стало тихо, насколько это возможно в помещении, где собралось много народу. Тишину нарушал только дождь, внезапно забарабанивший в окна гостиницы. Вскоре гроза доберется и сюда.

Вольф повысил голос, чтобы его услышали сквозь шум дождя и ветра:

– Так вот. О Ребекке Ролингс не известно ничего предосудительного, если, конечно, не считать уликой имя ее отца. Но мне удалось выяснить и еще кое-какие факты, которые, друзья мои, говорят о том, что она превосходный учитель, именно такой, какой нужен в Паудер-Крике. Она училась в Бостоне в привилегированной частной школе для молодых леди мисс Элизабет Райт. Учебу закончила с отличием, получив диплом преподавателя. Наилучшие отзывы о ней оставили учителя литературы, истории и музыки, она также проявила незаурядные способности в математике и географии. Кроме того, после выпуска она еще два года преподавала в своей школе, а это, как вы понимаете, означает, что у нее на два года больше практики, чем у той новоиспеченной учительницы, которая сбежала, еще не доехав до места.

– Но можно ли доверить ей наших детей? – спросила Эмили Брейди, озабоченно пришлепывая нижней губой. Ее сын Джоуи был лучшим другом Билли Бодина, к тому же она искренне хотела поддержать Кетлин, однако Лотси Мейсон, задавленная после ограбления банка, приходилась Эмили племянницей, и боль утраты до сих пор жила в ней. – Мы ведь не знаем, что на самом деле представляет собой эта молодая женщина. Ведь наставница должна не только учить, она должна привить детям высокие моральные качества и быть в высшей степени благонадежной личностью.