Маргелов

В верстах двадцати от Великого Новгорода, на левом берегу Волхова, граф Муравьев, николаевский вельможа и устроитель русской армии, заложил небольшой военный городок, который даже в советское время продолжал носить имя своего основателя. В путеводителе по Новгородской губернии начала XX века эти места описаны так: «Унылый и однообразный вид берегов Волхова несколько облагораживают усадьбы[29] и постройки времен Аракчеева, так называемые «штабы»… Близ штабов построены пристани. В Муравьевских казармах некогда квартировал уланский полк, который сменила 1-я резервная артиллерийская бригада…»

Решением военного совета Ленинградского военного округа Муравьевские казармы были признаны самым подходящим местом для размещения в них 15-го отдельного дисциплинарного батальона. Командовать им был назначен майор Маргелов. Такой выбор нельзя назвать случайным. Во-первых, это было повышение по службе, а во-вторых, дисциплинарная часть находилась не только под пристальным вниманием командования и политуправления округа, но и военной прокуратуры и, конечно, НКВД. И только офицер с незапятнанной репутацией, пользовавшийся безусловным авторитетом у начальства, мог быть назначен на должность. Дисбат этот хотя и носил порядковый номер пятнадцать, но был, по сути, первым в Красной Армии. Майору Маргелову предоставлялось право отбора офицеров, только должность заместителя командира батальона по политической части находилась в ведении политуправления округа В помощники Маргелову был назначен старший политрук Николай Петрович Бастин, который одновременно являлся и секретарем партийной организации. Говорить о том, что все офицеры дисбата были либо членами либо кандидатами в члены ВКП(б), не имеет смысла. Идеологическая «подкованность» краскомов рассматривалась как основа борьбы с «пережитками капитализма» в красноармейской среде. Пережитки эти, впрочем, свойственны всем временам: наколки на теле, похабщина, утверждение собственного «я» или попросту мордобой.

Времени на раскачку Маргелов не имел. В батальон этапировали партиями, иногда превышавшими сотню человек. «Исправление» начиналось сразу, но без унижения человеческого достоинства. Маргелов был тверд в понимании задач дисбата – это не исправительная колония, не тюрьма, а воинское подразделение, где труд соседствовал с боевой учебой. По численности личного состава дисбат был более схож с линейным полком: к декабрю 1940 года в нем насчитывалось 2500 человек.

Напряженный служебный ритм Маргелова отражает книга приказов. По частым его командировкам в Ленинград можно судить, с каким повышенным интересом в штабе ЛВО относились к нововведению. Характерно одно из донесений, подписанных Маргеловым: «Добиться полного исправления осужденного дело чести ОДБ, вернуть его в свою часть, полностью загладив вину перед родиной честной работой».

Сухие строчки, конечно, не передают сложной атмосферы, в которой проходили будни дисбата. По прибытии новой группы все личные вещи, деньги и облигации складывались в индивидуальный чемодан. Пропажа, а тем более кража чего-либо из небогатого красноармейского скарба приравнивались к ЧП. «Вплоть до отдачи под суд», – гласил приказ Маргелова. Это в том случае, если неблаговидный поступок совершался кем-либо из постоянного состава. Если на добро товарища по несчастью покушался отбывавший наказание, срок пребывания в дисбате увеличивался вдвое.

В оружейной комнате – идеальный порядок: ровные ряды винтовок, вещмешки, противогазы. Маргелов, имевший за плечами две войны, планировал время таким образом, чтобы хозяйственные работы никоим образом не доминировали в распорядке дня. Тактические учения, марш-броски на лыжах, действия в ночных условиях и стрельбы – вот далеко не полный перечень боевых предметов, без получения положительной оценки по которым немыслим был перевод из «разряда проштрафившихся» в «разряд исправляющихся».

Первый экзамен по боевой подготовке батальон держал в феврале 1941 года.