Маргинал

Похоже, тут бесновались вусмерть обдолбанные лилипуты. И они же столкнулись с шальной стаей копчёной рыбы, одолели её в неравном бою и пожрали. При повторном взгляде на окровавленную банку с помидорами осколки воспоминаний сверкнули в сознании и тут же растворились в и без того захламленном подсознании. Я медленно поднял правую руку к глазам. Если тут и бесновался обдолбанный лилипут, то только я. Основание большого пальца украшали свежие, едва затянувшиеся шрамы в венцах красно-розовых вздутостей, лохмотьях кожи и с двумя торчащими вросшими волосками. Я-то думал, у меня сердце болит, а это палец болит. Никогда не вырезайте в жестяной крышке дыру, а снимайте крышку полностью. А если уж вырезали, не суйте в банку руку. Лучше приобретите какой-нибудь помидорный магнит, который, между прочим, давно пора изобрести.

Странно одно. Пил один, а вилок ровно три штуки. Какой я, однако, во хмелю жадный до печени. Каких только страстей о себе не узнаешь с бодуна. Недолго думая, я поднял тарелку, сграбастал с неё печень своею дланью загребущей и пожрал ту печень, как Сатурн своего сына. Давясь от жадности. Пучить глаза и гримасничать, однако, не стал. Возраст не тот. Сатурн-то постарше моего будет намного. Вот что значит, раньше срока психа из психушки выпустить, недолеченного.

И всё это надо как-то убирать… Теперь у меня реально разболелось сердце. А ведь только недавно собственноручно мною нанятая уборщица собственноручно убралась по всей моей квартире за… – внимание! – почти четыре тысячи. Че-ты-ре ты-ся-чи! Как в унитаз спустил. Собственноручно. Кстати, зайдя в сортир, обнаружил, что и новёхонькое сливное устройство в белоснежном и пригожем бачке сломано. Но, к собственному своему изумлению, я его починил. Как и стол, к вторичному своему изумлению. Иногда я сам себя боюсь, но обычно просто опасаюсь и в общении соблюдаю строгую дистанцию. Субординацию, так сказать. К себе я отношусь с изрядной долей горького уважения.

Я небогат, но сам в квартире не убираюсь. Из принципиальных соображений. Из высокоморальных. Уборка не входит в мой список желаемых занятий. А что делает из нас культурных существ? Высокоморальные принципы. То-то же. Но за всё надо платить. Это быдлу лишь бы стыбрить чего, лишь бы урвать на халяву. Но я-то не быдло, уборщиц на халяву воровать не умею.

Знаете, я в быту совершенно беспомощный, я бы даже сказал, беззащитный. Быт частенько берёт меня голыми руками за горло. И ладно бы просто брал, так ещё и сжимает, зараза. Я тогда задыхаться начинаю и открываю окно. Вот давеча решил я себе сварить макарон. А кастрюля-то у меня одна осталась. Последняя. Вторую я выбросил после того, как в ней около шести часов варилась курица, пока я безмятежно спал и видел сны о чём-то светлом и прекрасном. По результату кура облачилась в чёрное хрустящее платье, подолом которого прочно срослась с кастрюльным днищем.

Вполне вероятно, эта кура являлась при жизни прожжённой блядью и блудила направо и налево, не разбирая петухов, и теперь мало того что должна была быть заслуженно сварена в кипятке, так ещё как следует пропечена (редактор LibreOffice предложил заменить слово “пропечена” на “пропатчена”) до костей и стопроцентной сухости в раскалённой камере. А столь крепкий сон – нарочно для этого – наслали на меня добрые ангелы, как я и старался со светлой грустью в голосе объяснить соседу, разбудившему меня усиленным и настойчивым стуком в дверь. Его прихожую и комнату, видите ли, заволокло дымом, и он, видите ли, испугался и собрался вызывать пожарных. Тогда я, осознав, что ангелы, творящие загробную справедливость, не производят на соседа должного впечатления, резко охладел, а, охладевши, хотел довольно скупо ему заметить, что если всякий малохольный дурак станет от скуки по ночам вызывать пожарных по всякой ерунде, так из этого ничего хорошего не выйдет. Например, из-за его нелепых капризов где-нибудь рискует взаправду сгореть дом, и на сей раз могут пострадать не только мёртвые голосистые потаскухи. Однако я не стал растрачивать свой дар красноречия на какого-то недоноска. Пробормотав, что всё в порядке, я поскорее закрылся от этого недотёпы дверью.

Ох уж эти соседи.

Но вернёмся к последней кастрюле. В ней ещё оставалась кофейная гуща. Не так чтобы мало и не так чтобы много. Говорю «ещё», поскольку я до того момента надеялся, что этот отстой сам как-нибудь испарится, оставив кастрюлю как бы вымытой. Так вот, набрал я воды, налил подсолнечного масла и сварил макароны с остатками кофе. Я масла подливаю, чтобы макароны не подгорели. Но они всё равно пригорают. И пригорая, угорают надо мной. Или угорая, пригорают. Повторяю, в быту я человек совершенно беспомощный, оттого и неприхотливый.

Проверил, работает ли комп. Работает, но только системник. Клава и мыша не работали. Да и как им работать-то с вырванными клавишами и проводами? И чем они мне не угодили… Но главное, системник работает. Если бы я его залил, как предыдущий пивом, я бы тут же повесился. 72 штуки цена моего системника.