Кьяло все-таки не утерпел и запустил в меня подушкой, но глаза при этом открыть позабыл, поэтому промахнулся, и боевой снаряд угодил аккурат в подсвечник. Свечка сломалась, а острая завитушка, придерживавшая ее в вертикальном положении, легко пропорола не только тонкую наволочку, но и плотный наперник, и по всей комнате разлетелись белые пушистые перышки.
– Может, ты заткнешься, а? – угрюмо спросил парень, поворачиваясь ко мне и приоткрывая глаза. – Если хочешь, я даже извинюсь, только дай поспать.
– Э-э-э… – не сразу дошло до меня. – А за что извиняться-то?
– Ну ты же за что-то на меня обиделась, перед тем как уйти.
– А за что?
– Если бы я еще помнил, – вздохнул парень, сдувая с носа мелкое перышко. – Кажется, ты что-то сказала о Вербе. Или это я сказал?
– Да какая разница, кто сказал. Лучше просыпайся и слушай сюда, у меня вопрос жизни и смерти.
– Чьей? – Кьяло послушно переполз в вертикальное положение.
– Еще не решила. Но вот только сразу скажи: знаешь ли ты, где здесь живет некий господин Гатьбу? И если знаешь, то реально ли забраться к нему в дом? Ответ «нет» не принимается!
Парень задумался. Он все еще смотрел на меня, но мысленно уже находился далеко от трактира. На его лице все больше и больше проступало выражение мечтательного блаженства, свойственное или гениям, или тихим идиотам (первым в момент озарения, а вторым круглосуточно). Или мне в предвкушении вкусного обеда.
Кстати, об обеде! Снизу явственно пахнуло пирожками. Свежими, горячими, пышными. С капустой, картошкой, рисом, мясом, вареньем… Вкуснотища! Рот сразу же наполнился слюной, а в желудке тоскливо заурчало.
Ага, и физиономия у меня сразу же стала точно такая же, как у Кьяло. Воистину, обжора и воришка – два сапога пара. И какая разница, что один сапог тридцать пятого размера, а второй… ну примерно сорок восьмого.
– Слушай, а зачем тебе лезть в дом к Гатьбу? – соблаговолил-таки поинтересоваться второй сапог. – Говорят, у него охрана еще круче, чем у старого Роледо.
– Да мне, собственно, Роледо и нужен, – призналась я. – Только он сейчас гостит у Гатьбу.
– Хрен редьки не слаще, – вздохнул Кьяло. – А на кой черт он тебе сдался-то?
Теперь уже вздохнула я. А потом подумала, что хуже уже не будет, и рассказала, что со мной случилось за последнее время: начиная с удара по голове и кончая сделкой с никсой. Умолчать о браслете тоже не получилось.
Как ни странно, Кьяло меня не убил. Видимо, решил, что без меня ему браслет не вернуть, а разделаться с мелкой, противной, наглой и т. д. эльфой он всегда успеет. Вместо этого он задумчиво причмокнул и спросил:
– А чем так вкусно пахнет?
– Что, и тебя проняло? – облизнулась я. – Спорим, что пирожки?!
– Не, даже спорить не буду. Но убедюсь… убеждусь… тьфу, проверю с удовольствием.
– А жемчужина?
– А чего ей сделается? До вечера еще уйма времени. Пошли вниз!
Пожалуй, не только я плохо соображала на голодный желудок.
Но сразу наброситься на пирожки не удалось. Во-первых, в пределах видимости их не наблюдалось (запах, оказывается, шел из кухни), а во-вторых, на первом этаже бушевала Верба. Попадаться под горячую руку разъяренной воительнице не хотелось, поэтому пришлось пока остановиться на лестнице. Но и оттуда все было замечательно видно и слышно.
– Какой придурок прошляпил мое седло? Да вы знаете, сколько оно стоит?
– Стоит много, у тебя таких денег отродясь не водилось, – хмыкнул Льени. – Но вот во сколько оно тебе обошлось – это уже совсем другой вопрос. Сама-то ты его где уперла?
– Я не уперла, я с трупа сняла.
– С трупа? – переспросил Лито, даже не пытаясь скрыть улыбку.
– Ну с коня трупа, – отмахнулась женщина. – Но он все равно достался бы мне.
– Труп?
– Нет, конь. Кляча старая, всего и достоинств – одно седло. Он же мне его в карты продул, а отдавать не захотел.
– Кто продул, конь?
– Какой конь?! Труп!
– Ты играла в карты с трупом? – Сын трактирщика совсем развеселился, но, встретившись взглядом с раскрасневшейся воительницей, понял, что немного переборщил с подколками.
Верба бегло оглядела трактир и, за неимением ничего более подходящего, потянулась к глиняной миске. Лито тихо ойкнул и спрятался за стойку.
– Нет, играла я с живым, но он проиграл, а долг не отдал, поэтому стал трупом! – Верба уже поняла, что над ней неприкрыто издеваются, но остановиться не могла, а потому старалась говорить менее двусмысленно.
– Ну легко пришло – легко и ушло, – философски заключил трактирщик.
– Ничего себе легко! – возмутилась воительница. – Я об него ноготь сломала!
– Об труп? – уточнил Лито, высовываясь из-за своего укрытия и тут же ныряя обратно.