Сэр, Ваше недостойное дворянина поведение по отношению к моей жене, графине Анриетте де Фонтарс, оскорбило честь этой леди, а равно мою честь и честь моей достопочтенной семьи. Дабы отомстить за ваш проступок, я вызываю Вас на дуэль на пистолетах в саду усадьбы «Розы» на рассвете в эту пятницу. Конечно, ожидается присутствие Вашего секунданта. Кроме того, я предлагаю Вам прибыть с фургоном, дабы по окончании означенного дела Ваше мертвое тело было без промедления доставлено в Ваши владения. Ожидаю Вашего незамедлительного ответа.
— Боже мой! — удивленно сказал лорд Герберт дворецкому Аслану, прочитав послание. — Ужасно странно! Подождите здесь, любезный, я напишу ответ господину графу.
Немного погодя лорд Герберт вернулся и вручил Аслану свой личный конверт, запечатанный воском. Конверт был чин чином доставлен графу в «Розы», а он вышел в сад, где семейство угощалось послеобеденным чаем, вскрыл конверт с некоторой торжественностью и прочитал вслух следующее:
—
— А я говорила вам, что лорд Герберт слишком джентльмен, чтобы участвовать в дуэли, — сказала графиня.
— Слишком джентльмен? Ха, слишком трус, так будет вернее. Уверяю вас, вот это, — он снова помахал письмом, — станет достоянием всего клуба! Ваш поклонник показал себя во всей красе! Ха!
Уладив следующим вечером дело семейной чести без кровопролития и действительно, судя по рассказам, за бокалом-другим дружеских коктейлей с лордом Гербертом, граф де Фонтарс решил первым отправиться в Армант, на плантации, где надеялся мало-мальски восстановить свой престиж помещика и хозяина.
4
Остальные члены семьи после отъезда графа вздохнули с облегчением. Его шумная раздражительность и постоянные сетования на каирскую жизнь — отсутствие биде, нелюбовь к арабам, пища, поведение жены, дочери, брата и многое другое, малое и большое, вызывавшее неодобрение графа, — весьма всех утомили.
Теперь, когда муж уехал, графиня могла видеться с лордом Гербертом в любое время, что доставляло ей удовольствие хотя бы отчасти, как средство поддразнить виконта. Что до Габриеля, то с отъездом брата он мог полностью сосредоточиться на своих новых отеческо-дочерних отношениях с Рене.
Вечером после отъезда брата виконт зашел в комнаты Рене и мисс Хейз и велел гувернантке нарядить его племянницу в одно из синих платьев, которые купил ей в Париже в тот день, когда они вдвоем ходили за покупками к Ланвен.
— Я решил поехать с дочерью на ужин к леди Уинтерботтом, — объяснил он. — Пора представить ее каирскому обществу.
В карете дядя Габриель пригладил волосы Рене и с похвалой посмотрел на нее:
— Ты хорошеешь с каждым днем. Я горжусь моей дочкой.
— Мамá будет в ярости, узнав, что вы возили меня сюда, — сказала Рене, когда карета свернула на подъездную дорожку «Мена-хауса».
— А какое мне дело, чтó думает твоя мать? — ответил виконт. — Ну вот, приехали. Иди так, как я тебя учил. Не бегом и не вприпрыжку.
— Я не ребенок, дядюшка.
«Мена-хаус» оказался даже больше и роскошнее, чем «Розы», но у Рене не было времени любоваться им, ведь, едва только они вошли, у нее возникло пугающее впечатление, будто все взгляды устремлены на нее. Леди Уинтерботтом встретила их улыбкой и с легкой иронией сказала Габриелю:
— Как умно с вашей стороны приехать с дочерью, виконт. А где сегодня ее маменька?
— Дома, боюсь, у нее болит голова, — солгал Габриель.