Мари-Бланш

Короче говоря, Рене росла независимым ребенком, который привык развлекать себя сам, жить собственными фантазиями и обладал в известном смысле бунтарской натурой, черпая мятежность у вольнодумных авторов, каких она читала. Все это разжигало в ней еще и жадное любопытство к миру за стенами Ла-Борна. Она думала, что неплохо бы самой стать когда-нибудь современной романисткой, и, не зная другого мира, принялась изучать жизнь в замке с некой художественной беспристрастностью, смотрела на эту жизнь скорее как на потенциальный фон литературного произведения, а не как на реальный родной дом. Она часто ходила на кухню и в конюшни, следила, что там и как, завела доверительные отношения со слугами, в особенности с Тата, кухаркой, шумной и склочной; эта дюжая бургундка любила красное вино и свою кухню и держала людскую в ежовых рукавицах. Муж Тата, дворецкий Адриан, мужчина осанистый, молчаливый, себе на уме, носил ливрею с фамильным гербом на медных пуговицах и столь же тиранически командовал передней частью дома. Тата и Адриан знали обо всем, что происходило в замке, и кухарка охотно делилась информацией с Рене, в обмен на изрядный запас сплетен, по крупицам собранный в тех частях хозяйства, куда сама Тата доступа не имела. Таким вот образом юная хозяйка и старая кухарка стали завзятыми заговорщицами, и маленькая Рене была единственной во всем замке, кому позволялось заходить на священную территорию кухни Тата.

Из остальной прислуги нельзя не упомянуть Матильду, консьержку и домоправительницу, бесцветную, но сведущую особу, в чьи обязанности входило встречать посетителей Ла-Борна, устраивать балы и иные приемы, приготавливать ночлег для гостей, надзирать над горничными, следить, чтобы в доме в сезон всегда были свежие цветы, и относить наверх подносы, если графиня, как бывало нередко, предпочитала обедать в постели. Наконец, надо назвать и судомойку Анжелику, миловидную худенькую девушку, тихую и застенчивую, но не в меру услужливую. Прочие служанки и кухонный персонал сменялись слишком часто, чтобы кто-нибудь из господ успевал запомнить их имена или хотя бы лица, они сбегали от взыскательности Адриана и Тата, а также и от легендарных капризов графини.

Из дворовой прислуги в Ла-Борне насчитывалось ни много ни мало пятеро садовников, которые ухаживали за искусными английскими цветниками и лужайками, столь любимыми графиней. А еще, разумеется, Ригобер, добрый старый конюх и кучер. И наконец, Жюльен, юный помощник конюха, сын деревенского кузнеца, низкорослый энергичный парнишка, который с весьма романтичной выспренностью присвоил себе имя Ланселот Озерный, этакий псевдоним для будущей карьеры первоклассного жокея.

Больше в Ла-Борне заняться было особо нечем, и со временем Рене выведала почти все личные истории и секреты персонала, а равно и большинство известных им секретов насчет своей семьи — включая, разумеется, упорные деревенские толки по поводу ее собственного происхождения, которые лишь укрепили безошибочное детское ощущение, что она и графиня — разного племени.

Не менее ловко малютка Рене шпионила и за родителями, и в замке у нее были укромные местечки, где она могла прятаться и подслушивать завораживающий, а нередко испорченный мир взрослых. Например, каждое утро из городка в Ла-Борн приезжал в коляске, запряженной пони, коротышка-цирюльник Лароз, чтобы побрить графа и доложить ему местные сплетни, столь же непререкаемо надежные, как ежедневная газета. Пока кухонные служанки таскали из кухни наверх кастрюли с горячей водой, чтобы наполнить графскую цинковую ванну, Рене спокойно прошмыгивала сквозь тучи пара и пряталась за занавеской под раковиной.

— Ну-с, что новенького, Лароз? — спрашивал граф, удобно устроившись в горячей ванне, волосатые плечи розовели от жара, меж тем как коротышка правил бритву и взбирался на табуреточку. Цирюльник Лароз знал в округе всех и всё, что происходило в радиусе шести льё, и, когда их окутывал пар от горячей воды, принимался выкладывать одну за другой скандальные истории: жена мясника, мадам Лаваль, завела интрижку с мэром, господином Даламаром; незамужняя дочка фермера Дюбуа, скромная девица по имени Селестина, забеременела, якобы от деревенского дурачка Бонифаса. Граф обожал подобные сплетни, радостно хихикал и восклицал, а иной раз громко хохотал над самыми смачными подробностями, так что Лароз поневоле ворчал:

— Осторожно, господин граф, не дергайтесь, не то я перережу вам горло!

— Ах, Лароз, уж не примкнули ли вы к революционерам? — шутил граф.

Но собственные интриги граф плел внизу, у себя в кабинете, где Рене пряталась под английским диваном, ножки которого были достаточно высокими, чтобы под ним аккурат поместилось ее маленькое детское тело. Она всегда опасалась, что однажды старый друг ее папà, Балу, краснолицый, рыжеволосый толстяк, усядется на этот диван и раздавит ее, как виноградину.