Мари Галант. Книга 2

– В этом-то все и дело! – вскричал Ив. – Нам с отцом Фейе как можно раньше нужно увидеть короля или его высокопреосвященство!

Жак Тардье замешкался, но быстро взял себя в руки и принял твердое решение:

– Карета, доставившая вас сюда, ждет внизу. Едемте в Лувр вместе с отцом Фейе. Я скоро увижу кардинала и попытаюсь добиться у него аудиенции для вас. Но ради всего святого, прошу вас не произносить моего имени рядом с именем Виллера…

– Я обязан вам до гробовой доски, – поблагодарил Лефор. – Клянусь честью, никто лучше меня не знает, что значат эти слова…

– Идемте, – просто сказал начальник уголовной полиции, надевая широкополую шляпу.

Он увлек Ива за собой. На лестнице их ждали отец Фейе и отец Фовель, снедаемые беспокойством. Появление обоих собеседников их успокоило. По приглашению королевского судьи они последовали за ним и Лефором к карете. Вскоре она покатила к Лувру.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В Лувре

С первых лет своего правления Мазарини, крестный отец короля, поселился в Пале-Рояле, рядом с королевой; для нее он хотел быть рабом, поклявшимся своей повелительнице в верности. Король и королева в те времена, находясь в полном одиночестве из-за собственного всемогущества, искали такого преданного человека; и услужливый неаполитанец завоевал полное доверие королевы, что позволило ему самому составить свое состояние и завоевать власть.

Юный король, его крестник, вынужден был таить от столь изворотливого, скрытного министра, как и от придворных, свои сокровенные мысли. Некоторые поговаривали, что король сердится на кардинала за то, что тот завладел сердцем его матери; но юноша был благодарен этому иноземцу, потому что мог полностью на него положиться, к тому же кардинал спас ему корону, а может быть, и жизнь во время Фронды, когда королю пришлось бежать от гнева народа. Он уважал и почитал своего крестного отца, а тот относился к августейшему ребенку, как к родному сыну.

Позднее Мазарини занял апартаменты в Лувре, над спальней короля, и почти не жил в роскошном особняке Тюбеф, перестроенном по его приказу, украшенном с ревностной старательностью и ставшем дворцом Мазарини. Для хозяина он был чем-то вроде retiro,[7] куда он с удовольствием удалялся отдохнуть среди собранных там диковин; там же он давал приют своим племянницам и надушенным обезьянкам.

Улочки Центрального рынка были по-своему знамениты и достигали пяти, а то и восьми туаз в длину; они вели к Лувру. Улицы были извилистые, с выщербленными плитами и образовывали между двумя рядами домов темные коридоры всего в два-три фута шириной.

Некоторые из улочек были вымощены огромными плитами из твердого камня, однако подрядчики ради дополнительной выгоды, даже рискуя крупными штрафами, нередко заменяли прочный камень хрупким. Мостовую было не разглядеть под толстым слоем грязи и нечистот, лошадиного навоза и мусора, оставленного базарными торговцами или выброшенного из окон хозяйками. Сверх того, за неимением сточных канав вода застаивалась на улицах, и ее смрад отравлял воздух.

Людовик XIV был вынужден из окон Лувра вдыхать отвратительный запах, доносившийся с набережной. Он неоднократно пытался оздоровить Париж, по его указанию начальники полиции издавали указы один за другим, а квартальный надзор со своей стороны грозил наказанием жителям, которые не мели мостовую перед своими домами; однако сточные канавы по-прежнему оставались редкостью. Вот почему его величество проводил больше времени в Сен-Жермене и Версале, чем в Лувре.

Там воздух был чище. Кроме того, многочисленные печальные примеры свидетельствовали о том, что надежнее было находиться подальше от Парижа во избежание мятежей и бунтов, жертвой или пленником которых можно было оказаться. Непрерывные поездки были хороши тем, что заставляли перемещаться многочисленный двор, так как король, королева, кардинал и влиятельные лица королевства имели каждый свою карету, а потому производство экипажей процветало. Самые удобные и роскошные кареты производились тогда во Франции.

К Сене вела грязная зловонная улочка. Экипаж начальника уголовной полиции туда свернул, но Лефор не удостоил взгляда дворец, к которому они подъезжали.

Он предоставил Жаку Тардье ввести отца Фейе в курс дела и рассказать о предпринимаемой ими попытке встретиться с кардиналом, сам же не раскрывал рта.

Лувр оживал в пять часов утра; стояла зима, а потому в это время зажигались факелы. Когда карета начальника уголовной полиции въехала во двор, в Садах инфанты уже сновали придворные, солдаты, посыльные и лакеи. Ив едва взглянул на витражи, украшенные тремя золотыми лилиями, зато внимательно осмотрел конюшни, более просторные и роскошные, чем сам дворец, поскольку страсть к лошадям была основной чертой личности Короля-Солнца.

Вскоре Лефор ступил на огромный двор, мощенный большими плитами. Он не запомнил, как сюда добрался.

Отец Фейе следовал за провожатыми без единого возражения. Сказать по правде, святой отец не очень хорошо понимал, в какое приключение он оказался втянут.