Мари (СИ)

   - Вот и хорошо, - мальчишка провёл ладонью по мокрым волосам Мари. - Сейчас нас с тобой вытянут. Ханна! Я тут! Тащи Мари, потом кидай верёвку мне!

   Он нашарил в темноте руки девочки.

   - Послушай, держись за верёвку двумя руками. Так будет лучше. Двумя, Мари. Что у тебя в ладони?

   - Хлебушек, - еле слышно отозвалась она. - Бросили.

   - Оставь. Вылезем - покушаешь ещё. Давай, держись. Тяни, Ханна!..

   После колодезной темноты ночь, раскинувшаяся над городом, показалась ослепительной. Ганс перевалился через край сруба, скорчился, дрожа от холода. Ханна тут же накинула на него куртку, заохала, принялась дышать на ладони. Подошёл кто-то с фонарём - большой, грузный, плохо различимый от кажущегося ярким света.

   - Благослови тебя Господь, Ганс. И тебя, Ханна, - раздался голос отца Мартина. - Никто кроме вас... - голос сорвался. - Все побоялись... Поспешим домой. Я заберу девочку к себе.

   Ханна взяла у него фонарь, священник прижал к себе завёрнутую в одеяло Мари обеими руками и тяжело захромал от колодца прочь. Ганс подхватил Ханну под руку, и они помчались к дому.

   Наутро Ганс залихорадил. Дрожал в кровати под двумя одеялами, пил травяные чаи Гертруды, слушал её причитания, и думал о том, что ему повезло, и отец ушёл на завод, не заметив мокрых башмаков сына у печи. Ханна к обедне сходила в церковь. Вернувшись, рассказала Гансу, что Мари живая и отогрелась.

   - Отец Мартин сказал, что она не сама упала в колодец, - хмуро добавила она в конце рассказа. - Её туда бросили люди. Отняли одежду и бросили, думая, что она умрёт.

   - Чужие, - глухо пробормотал Ганс, глядя в окно. - Наши не тронули бы. Все, кто её знают, боятся...

   Снег за окном тихо падал, заметая следы, крыши домов и сруб старого колодца на краю города...

   Солнце клонилось к закату. Ганс сидел на крыше дома и наблюдал, как растут тени, заполняя собой улицы. Набегавшись за день с поручениями герра Леманна, вечерами парнишка искал уединения. Сидеть дома с полоумным отцом и ворчуньей Гертрудой не хотелось, а лавка, где работала Ханна, закрывалась только через два часа. Потому Ганс и коротал время на крыше, тянул время, чтобы можно было встретить Ханну и не спеша, болтая по пути, вернуться домой. Жаль, рано темнеет: с Ханной так уютно рядом стоять и смотреть, как по реке плывут осенние листья.

   - Кажется, она единственная, кому со мной рядом хорошо, - сказал Ганс закатному солнцу. - И единственная, кто меня всегда радует и понимает.

   После того, как он вытащил Мари из колодца, друзья-мальчишки перестали общаться с ним. Соседи Ганса будто не замечали, отец - так вообще постоянно срывал на сыне становящийся всё более дурным нрав. А ему, Гансу, вдруг сделалось всё равно до насмешек, слухов и обидных прозвищ, плодящихся за его спиной. И всё чаще казалось ему, что люди порой куда страшнее тех, кого они сами так боятся.

   Ганс думал о Мари. С тех пор, как он в последний раз видел её, минуло почти два года. Он решил было, что она ушла из города, но то тут, то там горожане рассказывали, кто что получил от девочки и чем расплатился.

   Ганс размышлял о людских желаниях и расплате за них. Фрау Шульц попросила для своей Гретхен непревзойдённой красоты. Зачем? Юная Гретхен и так считалась первой невестой города, и кто только не сватался к ней... Ганс видел её после: может быть, он дурак, но Гретхен не изменилась. Только всё время тосковала и плакала о любимом щенке, что Мари унесла с собой. Искажённое горем и слезами лицо дочери старосты не несло в себе небесной красоты. Хотя сватов меньше не стало.

   Ивонн Бауэр позвала Мари с просьбой навсегда очистить её огород от сорняков, мышей и вредителей. Дура Ивонн, смеялся Ганс, услышав эту историю. Тратить единственное желание на то, что можно сделать самой, приложив усилия и потрудившись... Ивонн очень боялась, что Мари нашлёт на неё порчу или навредит, но девочка взяла себе обычный точильный брусок и ушла.

   Ганса долгое время донимал вопрос: а просил ли отец Мартин что-либо у Мари? Он долго маялся, прежде чем решился-таки спросить.

   - Просил, - улыбнулся священник. - Я не отвечу, что именно, но предвидя твой следующий вопрос, скажу, что она взяла взамен. Я рассказал ей всё, что знал о Всевышнем.

   Зачем ей всё это, думал Ганс. Откуда она приходит, куда девает всё то, что берёт у людей? Кто заботится о ней? Похоже, ответить могла лишь сама Мари.

   И как по волшебству: звонко застучали по мостовой каблучки, и из переулка появилась знакомая фигурка белокурой девочки в пышном платье. Ганс поспешно спустился с крыши, перепугав живущую на верхнем этаже старенькую фрау, и помчался туда, где увидел Мари.

   Она спокойно шла куда-то, изредка здороваясь с горожанами. Отстукивали по булыжной мостовой красные башмачки, колыхалось колоколом на ветру тёмно-синее платье, трепетали в волосах алые лепестки нашитых на чепец розанов. Ганс последовал за ней, стараясь, чтобы Мари его не заметила. Ему хотелось узнать, куда она идёт.