Читаем Мари в вышине полностью

Я люблю называть ее подружкой-блондинкой. Вообще-то она рыжая, так что ее это смешит. Она знает, что я имею в виду: жертва моды. Она это признает и полностью соответствует. Она и меня старается обратить в свою веру, причем душой и телом, но попусту: мое тело сопротивляется. Я люблю простоту. Ее это вгоняет в неистовство: она возвела мой внешний вид в ранг великой национальной задачи[27]. Рассуждает о коучинге[28], релукинге[29] и прочих штуках на – инг, звучащих так современно. Пусть говорит, я не против. Ей это в радость. Я-то, можно сказать, в этом отношении застряла на стадии лучины. А вообще, я ее люблю. Она трогательная. Спрашивает меня, какой фирмы мои коровы, а я ее – какой породы на ней туфли. Ее массажист горло сорвал, пытаясь втемяшить ей в голову, что все ее проблемы со спиной – от головокружительной высоты каблуков. Да я назад завалюсь, если надену туфли без каблука. А главное – ей больше не понадобится массажист. Хоть один мужчина, внимательно и благосклонно взирающий на ее раздетое тело. У нее постоянно цистит, потому что она носит трусики из синтетики и слишком обтягивающие брюки, прыщи на лице, задыхающемся под толстенным слоем тонального крема, и она впадает в такое же буйство, когда ломает накладной ноготь, как я, когда у меня не заводится трактор. Я ее утешаю, когда она рассказывает об очередном типе из серии «ласковые словечки с обжиманием», которого повстречала в баре, за стаканчиком, и с которым кувыркалась недели две, пока на третью неделю он не бросил ее, как фантик от съеденной конфеты. Она изливает душу, причитая, что недостаточно красива для него, что нужно переделать груди, подкачать губы и подтянуть свисающий зад. Но все так или иначе свисает. Однажды я ей процитировала Исаака. Исаака Ньютона. «Все тела притягиваются друг к другу с центростремительной силой, обратно пропорциональной разделяющему их расстоянию, эта сила называется всемирным тяготением». Она глядела на меня некоторое время, прежде чем ответить: Ну да, я о том и толкую: меня это жуть как тяготит. Может, потому ее каблуки такие высокие. Чем больше она отдалит свои ягодицы от земли, тем слабее будет сила, оттягивающая их вниз.

В утешение я говорю: мол, ничего страшного, просто он жалкий тип, а ты достойна лучшего. Она внимательно слушает, заверяет, что впредь поостережется, а через месяц все повторяется по новой.

Она чувствует себя свободной, потому что не хочет детей. Одна мысль о них вызывает у нее отвращение. Таскаться девять месяцев с каким-то чужаком в животе, который шевелится, растет и дергается у нее под кожей, – какой ужас. А вдобавок он порвет ей промежность и отгрызет кончики сосков. Нет уж! В том, что касается выживания вида, можете на меня не рассчитывать, пусть уж он обойдется без моих яйцеклеток, этот самый вид.

Забавно, а вот мне очень нравилось быть беременной.

В результате Маржори помогает мне прекрасно себя чувствовать в моем мире. Я ей не завидую, потому что она страдает. От диктата моды, от недостойных мужиков, от одиночества. На своей горке я чувствую себя защищенной, отделенной от мира, кишащего бесполезным и недостойным.

Пусть даже Жюстен был его частью. По глупости я думала то же, что она. Может, я уродина? Что плохого я сделала? Почему он меня больше не любит? А вообще, он меня любил? Может, нет. Это было б еще хуже.

Иногда я думаю, что дичаю. Когда я в городе, у меня начинается сердцебиение, и оно утихает, едва я начинаю подниматься к себе на гору. Высота как транквилизатор. Я иду в ногу со временем только в том, что касается информатики. На сегодняшний день предприниматель никуда от этого не денется. И еще – оборудования сыроварни, это стало обязательным с их паршивыми европейскими нормативами. Нержавейка, любовь моя! У сыра уже не тот вкус.

Эх, если бы я так не скучала по вкусу сыров дедушки! Предки жили просто. Они не ели клубнику на Рождество или огурцы в феврале. Они не кидались к доктору при каждом чихе и не теряли времени, слоняясь по городу. А главное, они штопали свои носки.

Я сохранила то, что любила, из их времени и добавила прогресс, которого им не хватало. Это неплохой компромисс.

Сюзи прикрепила рисунок с коровами к холодильнику. На нем красовалось название: «Заговор». Смешно, никогда бы не подумала. А может, это правда. Кто сказал, что они не готовят бунт? Надо будет проинструктировать Альберта.

36

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза