Марианна в огненном венке. Книга 1

— Если ваше величество сможет дать мне плащ или что угодно другое, чтобы предотвратить скандал при возвращении в посольство, я буду счастлива подарить вам это платье…

Голубые глаза сверкнули и оглядели Марианну с обостренным вниманием.

— Вы отдаете мне ваше платье? — проговорила Нахшидиль. — Даже если мы не возобновим наши прежние отношения с Наполеоном?

Молодая женщина достаточно владела собой, чтобы сохранить спокойствие. Ее улыбка не потеряла ни теплоты, ни приветливости, и ей удалось сохранить непринужденное достоинство, что для женщины в одной сорочке не так уж легко.

— Дружба — это одно, — сказала она мягко, — а политика — совсем другое, диаметрально противоположное, мне кажется. Это подарок от всей души, хотя я считаю его недостойным быть предложенным вашему величеству и сожалею, что не имею ничего более драгоценного, чтобы засвидетельствовать мою признательность…

Султанша лукаво хохотнула.

— Я начинаю верить, что ваш император определенно решит поставить вас на место Латур — Мобура! Вы гораздо лучший дипломат, чем он…

Затем, подобрав слишком длинное платье, она подошла к гостье, обняла за шею и расцеловала с чисто креольским пылом. Не отпуская ее, она сказала, внезапно посерьезнев:

— Я ничего не могу сделать для вашего императора, дитя мое! И не из-за злой воли, поверьте! Даже не из-за злобы по поводу развода с Розой или известного вам письма! Я не особенно разбираюсь в требованиях политики, и, как сказали вы, она является полной противоположностью человеческим чувствам: кто ей служит должен забыть, что у него в груди есть сердце… и может проснуться совесть. Но на Дунае дела идут очень плохо для нас. Великий Повелитель, мой сын, который мечтает о современной, хорошо обученной армии, вынужден противостоять русским полчищам с храбрыми войсками, но недисциплинированными, разъедаемыми коррупцией, сражающимися, как в средние века, с такими же архаичными идеями и янычарской ненавистью, неся из-за этого тяжелые потери. Наш великий визирь, окруженный в Рущуке, призывает на помощь и просит передышки.

— Вы собираетесь… заключить мир? — выдохнула Марианна внезапно сжавшимся горлом.

— Если только не произойдет чудо… а я не верю в чудеса. Перед лицом империи, которая мечтает отобрать у нас даже Дарданеллы, нам необходимо заключить мир до конца зимы! Великий визирь Халед не скрывает желания договориться с Кутузовым, потому что он подвергается непрерывным атакам казаков атамана Платова и его силы истощаются.

— Сударыня, — взмолилась Марианна, — надо продержаться! Если император просит вас еще сопротивляться, это имеет основание. Скоро…

— Почти целый год…

— Может быть, меньше. Я могу сказать вам, что в Германии маршал Даву и ваш кузен, принц Евгений, собирают огромную армию. Если вы все-таки продержитесь, в конце концов царю придется отозвать Кутузова. И хотя сейчас война кажется проигранной. Наполеон может обеспечить вам полный поворот событий: победу и безусловное владение дунайскими княжествами.

Нахшидиль выпустила Марианну из нежных объятий и пожала плечами с улыбкой, в которой грусть смешалась с иронией.

— Не пытайтесь заставить меня поверить, княгиня, что только ради помощи нам Наполеон собирается напасть на Россию. Время иллюзий давно прошло. Я вам уже говорила относительно интереса, который он к нам питает. Если он хочет, чтобы мы еще продержались, у него есть только одно средство: послать к нам войска, несколько полков из его громадной армии. Тогда да, великий визирь, у которого осталось всего пятнадцать тысяч солдат, сможет еще выстоять! В противном случае это невозможно!..

— А лорд Кэннинг окажет вам более действенную помощь?

— В военном отношении — нет. Но в дипломатическом — безусловно. Когда мы будем обговаривать условия мира, он обязуется помочь нам добиться от царя некоторого снисхождения.

— Ваше величество, неужели султан до такой степени отрекается от родной страны его матери? — сокрушенно упрекнула Марианна. — А вы сами, вы не совсем забыли?

— Я ничего не забыла, — вздохнула Нахшидиль, — но, к несчастью, мой сын уже привык относиться с подозрением к родине его матери. Да и как может Махмуд забыть, что один из самых грозных его врагов — француз?

— Француз? Кто же это?

— Губернатор Одессы, человек, который потратил годы, чтобы возвести на берегу Черного моря могущественный город и особенно порт, откуда выходят корабли, нападающие на нас вплоть до входа в Босфор. Я говорю о герцоге де Ришелье. Он друг царя. Более русский, чем сами русские. И Наполеон должен считаться с этим непримиримым эмигрантом, ибо он располагает татарскими ордами.

— Ваше величество сказали сами: это эмигрант. Враг Наполеона!

— Но он француз. И в глазах моего сына только это имеет значение. Нельзя требовать, чтобы он жертвовал своим народом ради помощи эгоистичному властителю, который вспоминает о нас только тогда, когда ему что-то нужно.