Марианна в огненном венке. Книга 1

Вскоре ее, конечно, отыщут и с ней заговорят на понятном языке. Тогда выяснится, как с ней поступила эта ужасная женщина, и все станет на свои места. Ей даже принесут извинения, ибо в конечном счете она потерпевшая, и это у нее украли пять тысяч рублей с невиданной наглостью. Не может быть, чтобы голос правды не прозвучал звонче и чище голоса лжи. И тогда с какой радостью она увидит эту старую ведьму, занимающую ее место в тюрьме…

Она уже дошла в своих размышлениях до этого пункта, свидетельствующего, что оптимизм возвращается к ней, когда старая тюрьма, только что давившая абсолютной тишиной, словно взорвалась. С топотом тяжелых сапог и звоном оружия смешались крики и шум борьбы.

И Марианна с ужасом узнала голос яростно протестовавшего Жоливаля.

— Вы не имеете права! — взывал он. — Я иностранец, француз, вы слышите? Говорю вам, что я француз и вы не имеете права касаться меня. Я хочу видеть губернатора! Я хочу видеть герцога де Ришелье! Ри-шелье!.. Послушайте, вы, черт возьми!.. Банда мерзавцев…

Последнее слово завершилось стоном, давшим понять возмущенной молодой женщине, что пленника ударили, чтобы заставить замолчать.

Вполне возможно, что бедного виконта схватили сразу после возвращения домой и, может быть, даже не соизволили объяснить причину ареста. И он теперь не понимает, что произошло…

Марианна бросилась к двери, прижалась ртом к решетке глазка и закричала:

— Аркадиус! Я здесь… Я совсем рядом с вами!

Меня тоже арестовали… Виновата эта ужасная женщина… эта Гаше!..

Но в ответ она услышала только новый крик боли, более отдаленный, которому предшествовал грохот отворяемой и захлопнувшейся двери и скрип засовов. Тогда ее охватила безумная ярость. Кулаками и ногами она замолотила по толстому дубу, горланя проклятия и ругательства на разных языках в безумной надежде, что кто-нибудь из арестовавших их тупоголовых грубиянов хоть что-то поймет и, испугавшись последствий, как-то доложит герцогу де Ришелье.

Результат этого предприятия не заставил себя ждать.

Дверь ее темницы распахнулась так неожиданно, что Марианна потеряла равновесие и рухнула в коридор. Но ее удержал кулак лысого гиганта, чей волосяной покров, похоже, сконцентрировался в громадных рыжеватых усах, спускавшихся вниз по сторонам его рта. Грубым тумаком новоприбывший отправил молодую женщину на ее соломенную подстилку, выкрикивая слова, которые она не поняла, но, очевидно, предупреждавшие, чтобы она не шумела.

Затем, желая подкрепить свои слова делом, мужчина вытащил из-за пояса длинную плеть и прошелся ею по спине и плечам заключенной, которая взвыла.

Вне себя, видя, что с ней обращаются, как со строптивым животным, она распрямилась, с гибкостью ужа соскользнула со своего ложа и, прыгнула к палачу, впилась зубами в его запястье. Тюремщик заревел, как бык на бойне, оторвал молодую женщину от укушенной руки и так толкнул ее, что она покатилась по полу, где и осталась распростертой, полуоглушенная последними ударами плети, которыми он наградил ее, прежде чем убраться…

Она долго лежала, неспособная подняться, ощущая жгучую боль на спине и плечах, пытаясь усмирить обезумевшее сердце. Несмотря на причиненные ударами мучения, она не уронила ни слезинки, таковы были ее гнев и возмущение.

Что же это за люди, что так грубо обращаются с заключенными? В глубине памяти она нашла воспоминание о рассказе княгини Морузи, когда она жила у нее. В России суд скорый. Часто несчастные, неугодные царю или его приближенным, просто исчезали. Закованных в цепи, их отправляли в Сибирь, где они работали в шахтах.

Они никогда не возвращались оттуда, потому что холод, голод и жестокое обращение вскоре открывали перед ними двери мира, который принято называть лучшим!

Может быть, и их ожидала эта ужасная судьба, ее и Жоливаля… и, если когда-либо герцог Ришелье, этот неистовый враг Наполеона, обнаружит, кем она была в действительности, ничто не могло бы их спасти от неминуемой смерти, если только властелин Новороссии не предпочтет, по примеру своих новых турецких друзей, бросить их в море с камнями на шеях…

При мысли о губернаторе ее снова охватила ярость.

Что это может быть за человек, если он позволяет на управляемой им территории такие дикие нравы? Без сомнения, самое отвратительное и презренное существо! Осмелиться носить имя величайшего укротителя феодалов, порожденного землей Франции до Наполеона, и сделаться заурядным лакеем московского царя, повелителя племени с обычаями более варварскими, чем у настоящих дикарей, если сослаться на жгущие стыдом воспоминания, которые оставил ей красавчик граф Чернышев…

Марианна кончила тем, что с трудом поднялась, но только чтобы без сил упасть на нары. Спина сильно болела, и теперь молодая женщина дрожала от холода в легком шелковом платье, изорванном плетью тюремщика. Она замерзала в этой одиночке, где царила атмосфера подземелья. Ее мучила также и жажда, но воду в кувшине, который она с трудом поднесла к губам, видно, не меняли несколько дней, так как у нее был вкус болотной гнили.