Мариенбад

Так говорили мы нашим возлюбленным женам и распрощались с ними, и они покинули страну, в которой родились, и прибыли в страну ими избранную, сиречь в Мариенбад, и обещали присылать нам время от времени вести, и сдержали слово свое, писали нам письма о состоянии их здоровья, а также о водах, которые они там черпают из целебных источников. Но вот нежданно прекратились всякие сообщения от них. Почта не приносит нам вестей. Оскудели и высохли все источники их писаний, которые они нам писали, так что мы потеряли голову и сами себе кажемся пребывающими во сне. И вдруг нам раскрыли глаза, и обрели объяснение все наши недоумения. Нам показали черным по белому, кто в этом виноват, кто в этом деле посланец зла. Никогда в жизни мы бы не поверили, если бы мы своими глазами не видели и не узнали вашего почерка и почерка вашего уважаемого шурина, начертанных на бумаге. Глубокоуважаемый и высокопочитаемый господин! Гладкостью ваших языков и сладостью ваших речей вы оба уловили их в свои сети. Полные пригоршни любви излили вы на них и, очевидно, полагали, что ни один человек об этом знать не будет, ни одно существо не увидит. О горе! Кто мог бы поверить, что там, в далеком Мариенбаде, будет уготован ад? Кто бы поверил, что наши чистые, добродетельные жены, которые в Варшаве прожили бы свою жизнь, не зная греха, могут так оступиться? Кто бы поверил, что в такое время, когда Иаков в беде и Израиль отдан на растерзание, в такое время, когда кровь еврейская льется, как вода, и взывает на дорогах, когда враги торжествуют и пляшут при виде нашего унижения, когда со всех сторон на нас точат стрелы и тяжелые тучи надвигаются на наше небо, – чтобы в такое время евреи, женатые евреи, отцы семейств, имели в мыслях совершать такие непристойности, заманивать чужих жен куда-то за границу и, прикрываясь необходимостью лечиться и пить целительную воду, совращать их с пути истинного и уводить туда, откуда нет возврата… О небо! Мы думали, что только ваш уважаемый шурин, муж сестры вашей супруги, который славится во всем мире как человек развратный, сбросивший с себя бремя благочестия и пристойности, способен на такие позорные дела – писать письма чужим женам. Его письма, которые он адресовал нашим женам, нам удалось купить за крупную сумму у человека, имя которого мы оглашать не обязаны. Мы полагали, что на том и кончена эта потрясающая трагедия. Однако мы увидели, что блуждаем в пустыне, что подлинный враг еще подстерегает нас в своем логове, и враг этот – вы, уважаемый и почитаемый господин, вы и никто другой. Ибо, если ваш уважаемый шурин, муж сестры вашей жены, написал нашим женам много глупостей и пустых слов из лести и по причине легкомыслия, то вы, глубокоуважаемый господин, имели наглость заявить нашим женам, что вы дадите течь ручьем деньгам из вашего кошелька ради их пользы. О! Да будет проклята рука, которая могла начертать подобное! Да будет проклят язык, чьи гладкие речи – яд, а сладость слов – ад!

Все это мы, нижеподписавшиеся, сочли необходимым, глубокоуважаемый господин, излить вам и просить вас всеми просьбами сжалиться над нашей честью, а также над честью наших жен и над собственной вашей честью и прекратить ваши недостойные действия. Мы предупреждаем вас, глубокоуважаемый господин, что если вы не прислушаетесь к нашему голосу и не перестанете тайно совершать преступления, то конец ваш будет горестным, и возмездие вы получите по заслугам, и воздастся вам сторицею, ибо есть на свете Бог и есть еще закон и судия у сынов Израиля!

Просим вас не обижаться за то, что мы не продолжаем нашу речь. Нам некогда! В надежде что вы должным образом прислушаетесь к нашим словам, идущим из правдивого источника и из сердца, источающего кровь, и что вы не допустите до большего позора, мы сокращаем наши речи и подписываемся с уважением и дружескими пожеланиями счастья и богатства без конца и края.

Ицхок-Меер Шеренцис и Ицхок-Меер Пекелис

42. Александр Свирский из Базеля – Ямайчихе в Мариенбад

Милостивая государыня!