Мариэтта

Это покуда мы тут ленинградские цирлих-манирлих: у нас и не то в голове; у нас Пушкин, Федор Михайлович, Блок, Анна Андреевна, Бродский, нас «не замай»…

И все правда!!! Мариэтта (и – нарицательно) это – авторитет, и знание, и уверенность, что никто, кроме… Короче, хотите знать о себе больше – Идите к Мариэтте!!!..

Так и есть, ведь она была открыта всем ветрам, как сказал бы Достоевский, «до нитки»… Ведь никто – никто за годы, годы и годы ни камня не бросил – ни пылинки, ни бревна, ни колышка в ее «глазу» не нашел…

Деспот, тиран – а ты невольно принимаешь Ее сторону. Вот она не словом, так взглядом или жестом руками настежь как жахнет, закачаешься, не спустит – если не в ту степь, и за ушко прямо в корзину, вместе с чернильницей, и из сердца – вон, а похвалит – запьешь от радости, и всех по миру – известит.

Так и сталось со мной… Она меня со второго раза (если не с первого) называла Женей… «Нашего цеху» – ее слова. Эта похвала меня настигла и застала врасплох прямо в аудитории, когда Мариэтта Омаровна вдруг уступила мне свое место на кафедре и предложила поведать всем присутствующим о судьбе некоей неизвестной доселе ученой дамы Марии Ливеровской – дамы и полусвета, и петербургского «серебряного века», которая перевела «Новую Жизнь» Данте в 18-м году в военной Самаре… И первый экземпляр поднесла Блоку. И этот случай еще более ценен тем, что она отдала мне большую часть своего времени, что было абсолютно против ее правил. Да, мне вообще сильно повезло: ведь я слушал лекции Мариэтты Омаровны в Литинституте студентом-заочником все 4 года учебы. Одну лекцию – 1986 год, «Стихи о неизвестном солдате» Осипа Мандельштама – я запомнил на всю жизнь.

Было дело, что я несколько раз провожал Мариэтту Омаровну до метро «Пушкинская» по ее приглашению – прямым ходом от Твербуля. Помню – был дождь, мы остановились в сквере – шел разговор об Эйхенбауме и Шкловском и об их Льве Толстом. Мы увлеклись я был на стороне Виктора Борисовича, что ее сильно задело. И вдруг посреди разговора мы заметили, что стоим в луже и мокнем, как суслики. И строгая Мариэтта вдруг – улыбнулась. Я был счастлив. Да и любой бы на моем месте… Через много лет – мы встретились в Петербурге, и Мариэтта Омаровна напомнила мне эту «лужу»…

Лучшая книга Мариэтты Омаровны: скромная на плохонькой бумаге в 180 страничек, набранная школьным шрифтом в картонной обложке «Рукопись и книга. Книга для учителя». 1986. Москва. Изд-во «Просвещение». И вправду – замечательная книга, написанная Мариэттой Омаровной легким, почти детским языком, доступным и старому, и малому шедевр на нашем поле…

Читать – не перечитать. Простой учебник, а светится и горит маяком, как – «Завещание профессора Мариэтты Чудаковой». Ибо, по моему скромному мнению, написать учебник по своей науке – едва ли не главное в высокой миссии настоящего ученого…

<Маше Чудаковой>

…Я думаю, Маша, что девизом (смыслом, заветом, миссией, зачином) жизни М.О., Вашей Мамы, может служить стихотворение Бориса Пастернака:

Во все мне хочется дойти
До самой сути…

56 год! Кончен Роман, почти… Дело Жизни – сделано. И вот – точка: он, Пастернак, первый (нет; один из первых Поэтов той эпохи), такой смуглой скулой своей, прямо с места в карьер со страстью шпарит пером по бумаге свое кредо…

Не озираясь, без заглавия, без даты, прямо, с местоимением «во» – как Гамлет рапирой на смертельном турнире, в упор, как предъявление счета самому себе и будущими недоумкам-современникам.

Мы же прочтем это стихотворение уже после его мучительной смерти.

И то, до чего «хотелось» дойти Пастернаку (ведь он почти добрел в сумеречной эпохе) – довершила при Жизни, до самых краев, Она, Мариэтта Омаровна.

И по праву первой, добровольно взявшей на себя миссию впередсмотрящих (не только во взглядах на историю советской литературы 20-х годов, но и вовне), – Мариэтта Омаровна, Гуру, с той же страстью, без оглядки, как Пастернак на своем турнире, требовала от нас и в учении, и в творчестве, и в поисках истины стремиться по мере сил и интеллекта брать планку выше и тем приблизиться к той самой «сути» (в большом и малом) хоть на грош, хоть на градус – но выше.

До точки – еще далеко…

Анна Берсенева Умерла Мариэтта Омаровна Чудакова