Мариэтта

Страстная, требовательная и будоражащая собеседника в личном общении, Чудакова сдержанна, объективна и абсолютно корректна в научных трудах. Я сталкивался с подобным «двуличием» у стоящих поэтов – так холерик в быту может быть автором умиротворенных элегий; оказывается, та же двойственность свойственна и хорошим ученым. Мне это нравится: работа по призванию и должна наделять центром тяжести. Пребывание в окрестностях истины уравновешивает. Не говоря уже о том, что находить для разных жизненных обстоятельств уместный тон и жанр, а не дудеть в одну и ту же дуду – признак подлинной культуры.

Я рад, дорогая Мариэтта Омаровна, быть Вашим почтительным знакомым!

Продолжайте в том же духе еще долгие и долгие годы, дорогая Мариэтта Омаровна!

2011

Юлия Геба

Сегодня похороны Мариэтты Омаровны. Немыслимое сочетание слов. В конце шестидесятых, когда Мариэтта обрабатывала архив Михаила Булгакова, поступивший в Отдел рукописей Ленинской библиотеки, и приступала к первой биографии писателя, она много общалась с Еленой Сергеевной Булгаковой. И однажды сказала ей по поводу публикации в советской печати «Мастера и Маргариты»: «Вы своими слабыми женскими руками ночью выкатили огромный валун на тропу, по которой все ходят на службу. И утром все должны были делать вид, что он всегда здесь лежал».

Елене Сергеевне это сравнение очень понравилось. А мне кажется, оно и про Мариэтту. Она не только выкатила, но и сама стала таким неудобным валуном на пути всего косного, сталинского, замшелого. Маленькая и сильная, кабинетный ученый и деятельный преобразователь. Не считаться с ней было нельзя. И дальше будет нельзя. Хочется ей это сегодня пообещать.

Простите за все, Мариэтта Омаровна.

Мариэтта Омаровна сыграла в моей жизни судьбоносную роль. Это в чистом виде история о том, как один человек способен повлиять на жизнь другого.

В школьные годы я никак не могла определиться с профессией. Родители тянули в сторону своей потомственной геологии. А я просто бренчала на пианино, плавала в бассейне и читала, читала… В библиотеке давно стала своим человеком, мне разрешали брать стремянку и ползать по полкам, хотя читателей в фонды допускали неохотно. И вот однажды в конце восьмого класса я случайно выудила книгу, которая сразила меня наповал. Ничего похожего раньше мне не встречалось. Это было точнейшее попадание в какую-то очень важную личную струну. Книга называлась «Беседы об архивах», автор – Мариэтта Чудакова. Меня покорила приоткрывшаяся кухня профессионального архивиста: работа с рукописями, текстами, историческими источниками, личными архивами. А еще необычная авторская манера – серьезная и гуманная, речь знающего и очень увлеченного человека вкупе с абсолютной свободой от марксистко-ленинской нелепицы (и это в издании 1980 года). После этой книги ни о какой другой профессии окромя архивиста слышать я не хотела и мечтала об одном – побыстрее оказаться в «одном из важнейших резервуаров памяти человечества в архивах» (МЧ).

Два года уговоров ни к чему не привели – я нацелилась исключительно в Историко- архивный институт. Немедленно нашлись знакомые, которые сто раз безуспешно поступали и горячо доказывали, что попасть туда можно только за деньги. Папа намекал хотя бы на истфак университета, где у него были знакомые. Бабушка каждое утро начинала со стенаний: «Строить жизнь по какой-то книге! История, архивы – это так ненадежно и опасно». (Она знала, что говорила, семья была перепахана репрессиями.) – «Ну почему не фармацевтический?! При любой власти – гарантированный кусок хлеба».

Но я уже закусила удила. А конкурс в тогдашний МГИАИ был действительно огромный, перестроечное время – все мечтали открывать архивы. Очередь на сдачу документов вилась по всей Никольской. Но я поступила, с медалью тогда достаточно было получить «пятерку» по истории, и прекрасно сделала – учиться было необыкновенно интересно. Чего не скажешь о последующем трудоустройстве. Прожить на зарплату архивиста в девяностые было нереально, не уверена, что хоть кто-то из нашего курса остался в архиве. Нужно было идти зарабатывать, покупать квартиру и т. д.

Тем не менее я не переставала пристально следить за деятельностью МО. Юношеский ожог от «Бесед» никуда не делся. В доинтернетовскую эпоху это было сложнее, зато лучше усваивалось, тем более я всегда работала с периодикой. Читала все ее полемические статьи. В день выхода нового тома «Жени Осинкиной» первой стояла у дверей книжного магазина «Молодая гвардия». Безусловно сочувствовала и разделяла ее общественную позицию, изменила «Яблоку» и голосовала за СПС, когда МО вошла в тройку лидеров партии.

Получив в институте надежную прививку от культа личности, если кого и могла считать своим кумиром, то только Чудакову.

Поэтому когда материальные проблемы потеряли остроту, зато подкрался кризис среднего возраста, за спасением я обратилась к МО.