Марий и Сулла. Книга первая

Требуемая клятва была дана, и Сатурнин, вычеркнув Метелла из списка сенаторов, стал возбуждать против него плебс:

— Квириты, пока вредный муж остается в Италии, вы не получите земель. Добивайтесь, чтобы консулы объявили поскорей об его изгнании!

Через несколько дней Метелл, проходя по форуму, услышал крик глашатая. Он спокойно выслушал постановление комиций об изгнании и направился домой, размышляя, куда ехать и какие вещи взять с собой в чужие страны.

XLI

Накануне выступления популяров против Меммия Марий пришел домой, сопровождаемый Сатурнином, Сафеем и Главцией. Вражда с сенатом, ненависть городского плебса и раздражение союзников (он был уверен, что Телезин и Лампоний считают его двуличным) — всё это угнетало его.

Юлия заметила по лицу мужа, что произошли какие-то неприятности, но спросить в присутствии гостей не решилась. Она видела, что супруг удручен, Сатурнин мрачно-решителен, а Главция — неестественно весел.

Марий и Сатурнин молча уселись у имплювия, а Главция, засмеявшись без причины, воскликнул:

— Борьба начинается!

— Это так, — пробурчал Марий, — но я, консул, нахожусь в странном положении: что прикажет сенат — я обязан исполнить.

Сатурнин пожал плечами.

— А ты не исполняй, — спокойно сказал он. — Созови ветеранов и опрокинь сенат…

Марий молчал. Предложение казалось заманчивым.

Юлия начинала понимать; ей стало страшно. Неужели Марий поддастся подстрекательствам, пойдет против власти, освященной богами, и потрясет республику казнями, грабежами и убийствами?

А Сатурнин говорил:

— Таить, коллеги, нечего — шли мы скользкими путями: хитростью, обманом, даже преступлениями добивались своих целей. Сегодня почин в наших руках. Прикажи созвать ветеранов, — настаивал он, обращаясь к Марию, — и мы опрокинем эту освященную богами власть, станем господами Италии. Мы уравняем в правах население Италии, создадим новую жизнь, а тогда… кто тогда осмелится назвать нас негодяями? Мы запятнали свои имена во имя великой цели, и человечество поймет когда-нибудь, что если и были подкуп и убийство, то совершались они во имя священных идей…

Он вздохнул, обвел всех затуманившимся взглядом; лицо его казалось усталым, преждевременные морщины бороздили лоб, тонкой сеткой лежали под глазами.

Все смотрели на него: Марий, Главция и Сафей, и им было жаль этого молодого человека, который, как подумал Марий, «горел подобно факелу в трудной борьбе».

— Не печалься, — ободрил его Главция, — перевес будет на пашей стороне!

— Я решил убрать Меммия: он добивается консулата, чтобы подорвать наше дело. Сенат, конечно, будет возмущен этим убийством, и враги набросятся, чтобы снять с меня голову, но я не боюсь.

— Разве у тебя нет верных сателлитов? — спросил Главция. — Выйди на улицу — они у дверей дома, выйди в перистиль, и ты увидишь их в саду…

— Зачем ты позвал их?

Главция нагнулся к Сатурнину и шепнул ему на ухо:

— Они пришли, чтобы провозгласить тебя царем.

— Царем? — вспыхнул народный трибун. — Это слово ненавистно римлянам, и стать царем — значит совершить величайшее преступление против закона.

— Идем. Нас ждут важные дела.

Когда они втроем вышли на улицу, Главция протяжно свистнул, и толпа сателлитов, вооруженных дубинами, с оружием под плащами, окружила их.

— Марий мне не нравится, — криво усмехнулся Сафей, — мой совет — не доверять ему.

— Что ты?! — вскричал Сатурнин. — Мы оказали ему немало услуг, и он весь наш.

— На его косматом лице я видел нерешительность, а в медвежьих глазах — трусливое колебание, а может быть, и предательство… Берегитесь, коллеги!

Юлия, находясь в таблинуме, слышала разговор Главции с Сатурнином и дрожала, не зная, как предупредить Мария. «Они погубят его, — думала она, — речи Главции о провозглашении Сатурнина царем — это посягательство на власть. Но Сатурнин отказывался. А если согласится?..»

Когда гости ушли, она выбежала из таблипума, схватила мужа за руки.

— Гай, взгляни! Скорее! — тащила она его к двери. — Видишь сателлитов? Они находились в нашем саду и на улице, охраняя своего царя…

— Какого царя? — удивился Марий. — Ты что-то путаешь…

— Нет, нет.

И она рассказала о случайно подслушанной беседе. Марий побледнел.

— Как, из популяров — в цари? — шептал он. — Дане может быть! Если сателлиты хотят провозгласить его царем, если мерзкий Главция уговаривает, то есть единое средство пресечь зло… О боги! Что мне делать? Не лучше ли притвориться больным и не выходить из дому?..

Размышления его были прерваны возгласом раба:

— Господин, какой-то калека желает тебя видеть. Марий нахмурился.

— Пусть войдет, — ответила за него Юлия.

И в атриум проник Виллий в грязной тунике, висевшей на нем лохмотьями.

— Виллий?! — вскричал Марий.

— Прихожу к тебе, Гай, с дурными вестями…

— Родители?..

— Увы! — вздохнул Виллий. — Твой отец присылает тебе предсмертную эпистолу, а мать, умершая в иды прошлого месяца, — лучшие пожелания и последний поцелуй.

Слезы навернулись на глаза Мария, губы задрожали, но только на мгновение. Он овладел собой и принялся разбирать грубые, неуклюжие письмена:

«Гай Марий-отец — своему сыну Гаю Марию, великому военачальнику и консулу.