Марий и Сулла. Книга третья

Собирались гости. Сначала пришел Метелл Пий, коллега диктатора по консулату, затем Марк Красс, Помпей, Катилина, а за ними стали появляться сразу по нескольку человек друзья и любимые Суллой вольноотпущенники. Потом пришли всадники, матроны с красными волосами, дочери их в жемчужных ожерельях и десятки людей, которых император совсем не знал и даже не спрашивал, кто они такие. Все они низко кланялись, проходя мимо диктатора, и Сулла с любопытством искал в глазах их вызова, однако не находил ничего, кроме льстивого восторга.

Хризогон шепотом называл наиболее выдающихся мужей, и диктатор рылся в воспоминаниях, обдумывая, нет ли вины за ними, но не находил.

Он смотрел на белые тоги мужей, длинные столы матрон, похожие на дорический хитон гречанок, на красные, пурпурные и фиолетовые одежды девушек, и глаза его скользили по лицам: женщины и девушки были нарумянены; у всех на висках как бы просвечивали искусно нарисованные голубые жилки, но красота римлянок не привлекала, а запах лука и чеснока, исходивший от них, несмотря на резкий аромат духов, вызывал отвращение.

Хризогон нагнулся к нему:

— Господин, соглядатаи обнаружили в Албанских горах всадника Аниция, которого ты велел разыскать, и дочь его Лоллию. Они схвачены и доставлены в мой дом.

Равнодушное лицо Суллы оживилось, голубые глаза сверкнули стальным блеском.

— Аниций здесь? Как я рад! — вымолвил он, зловеще улыбнувшись. — Хризогон, почему же ты не пригласил дорогих гостей?

И, схватив его за ухо, он притянул его голову и что-то шепнул.

Атриум наполнялся нарядной толпой, и жужжание голосов долетало до сада, где дурачились шуты и мимы в ожидании, когда господин соблаговолит их позвать.

Хризогон велел поставить столы в таблинуме, перистиле и даже в саду, где наскоро устанавливалось освещение: льняные волокна на тарелках, смоляные факелы, фонарики.

Арсиноя, волнуясь, ходила по дорожкам. Она хотела видеть Суллу и передала через Хризогона краткую эпистолу, но диктатор не ответил, и это ее опечалило.

С некоторого времени она стала замечать, что Сулла охладел к ней: он не приходил в ее скромный домик, отговариваясь государственными делами, и когда она однажды упрекнула его в себялюбии, он, хмуро взглянув на нее, ушел, хлопнув дверью.

С тех пор она его не видела, а пришла на пиршество потому, что в числе приглашенных были шуты, мимы и канатные плясуньи.

— Арсиноя, — позвал ее Хризогон, — наш господин приказал передать, чтобы ты не смела писать таких глупых эпистол.

Она опустила голову, готовая заплакать. Хризогону стало жаль ее.

— Я вызову его сюда под каким-нибудь предлогом, — шепнул он, — а ты не выдавай меня…

Через несколько минут вышел Сулла, Увидев Арсиною, он нахмурился и сказал Хризогону!

— Ты оторвал меня от беседы ради нее?

Вольноотпущенник, побледнев, бросился перед ним на колени, но Сулла грубо оттолкнул его.

— Презренный! Я щажу тебя за услуги, оказанные мне… за любовь твою…

— Господин и владыка! — вскрикнул Хризогон. — Сжалься над рабом своим, сердце которого предано тебе до гроба!

— Встань!

И, повернувшись к канатной плясунье, он жестко выговорил:

— Подойди, Арсиноя!

Девушка, дрожа, остановилась перед ним.

— Я выдаю тебя замуж за Хризогона, — сказал он, не обращая внимания на ее побелевшее лицо, — надеюсь, ты довольна? Возблагодари же богов и меня за счастливую мысль!

Она молчала, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

— Что же не благодаришь?

— Господин мой, сердце мое в твоих руках…

— Хризогон богат, у него дворец на Палатине, сокровища, отобравнные у проскриптов, веселая жизнь с плясками и играми…

— Ничего мне не нужно…

— Что-о? — вспыхнул Сулла. — Неблагодарная! Через три дня, клянусь Юноной, ты будешь его женой! Слышишь, Хризогон?

Вольноотпущенник, низко кланяясь, бормотал:

— Поистине ты добр и мудр, о господин! Твой выбор осчастливил меня…

Войдя в атриум, Сулла подал знак возлечь за столы. Хризогон сбился с ног, чтобы угодить во всем диктатору.

— Quesumus demeresoleas! ^[8] — громко крикнул он и приказал слугам подавать кушанья.

Сулла возлег на низком ложе, заняв хозяйское место; рядом с ним поместились Лукулл и Помпей. На среднем ложе находились Метелл Пий, Хризогон и Арсиноя, а на высоком расположились Марк Красс, Катилина и Сизенна.

Сначала появилась закуска (ее запивали напитком, составленным из смеси морса и меда): тибрские и иные рыбы, павлиньи и куриные яйца всмятку, салат, капуста, кампанский хлеб. Затем обед: жареные на кассинском масле фазаны, зайцы, кролики, свинина, свиные вымена, матка, печень, колбасы, ветчина, куры, почки вепря, цыплята, усыпанные мукой утки и «троянская свинья», начиненная мясом разных животных, подобно тому, как был аполнен вооруженными людьми троянский конь. Потом — печенье, тарентский мед, пирожные, сушеные плоды, тускуланскне фиги, райские яблоки, груши, орехи, каштаны, виноград и оливки.

В доме стоял гул голосов, слышались смех, шутки.