Мария

К вечеру, раньше чем дамы занялись приготовлением кофе, как делали обычно, когда приезжали гости, я завел разговор о рыбной ловле моих братишек и объяснил, почему пообещал посмотреть, как они забрасывают удочки в ручей. Все охотно согласились прогуляться вместе со мной. Только Мария взглянула на меня, словно спрашивая: «Значит, ничего не поделаешь?»

Мы направились через сад. Но пришлось остановиться и подождать Марию, Эмма побежала поторопить ее. Я подал руку маме. Эмма вежливо отказалась от руки Карлоса под предлогом, что должна вести одного из малышей. Мария, чуть не дрожа, приняла его руку, но, опершись на нее, остановилась, чтобы подождать меня. Я незаметно подал ей знак не колебаться. Мы спустились к пойме реки. По зеленому ковру травы были разбросаны больдгие черные камни, все в пятнах белого мха.

Голос Карлоса звучал проникновенно: очевидно, он долго собирался с духом и теперь готов был пуститься на всех парусах. Мария снова попыталась остановиться: она бросала на меня и на маму умоляющие взгляды. Мне оставалось только отводить глаза. Мария увидела, как я страдаю, и на ее побледневшем лице я прочел несвойственную ей суровую решимость. По выжидательному молчанию Карлоса я понял, что час пришел, и стал прислушиваться. Мария начала ответную речь. Голос ее прерывался, но все же звучал громче, чем, вероятно, хотелось Карлосу, и до меня донеслись отрывочные слова:

– Лучше бы вы поговорили только с ними… Поверьте, я ценю честь, которую вы… Этот отказ…

Карлос был растерян. Мария оставила его руку и, умолкнув, играла волосами Хуана, который дергал ее за юбку, показывая гроздь плодов на ближнем дереве.

Сомневаюсь, чтобы сцена, описанная мною со всей возможной точностью, была правильно понята доном Херонимо, который, засунув руки в карманы синей куртки, направлялся к нам вместе с моим отцом; зато для отца вопрос был ясен, как будто он все слышал собственными ушами. Сделав вид, будто хочет помочь Хуану сорвать ягоды с тутового дерева, Мария присоединилась к нашему обществу. Когда я сорвал ягоды и дал ей для малыша, она шепнула:

– Как бы мне не возвращаться обратно вместе с этим сеньором?

– Обязательно придется, – ответил я.

Подойдя к Карлосу, я предложил ему спуститься немного вниз по течению посмотреть отличную заводь, – там, объяснил я, стараясь говорить как можно естественнее, мы с ним искупаемся завтра утром. Место было чудесное, но, без сомнения, Карлос не был сейчас склонен оценить необычайную красоту деревьев и цветущих лиан, которые плавали в речной пене, словно вьющиеся по ветру гирлянды.

Солнце померкло и, тронув горы, леса и реки золотисто-сиреневыми бликами, залило все вокруг таинственным тихим светом, который крестьяне называют «солнцем оленей», вероятно потому, что именно в этот час обитатели лесной глухомани выходят пощипать траву на горных лугах или у подножья агав, растущих в расщелинах утесов.

Когда мы о Карлосом нагнали остальных и все вместе направились по дороге к дому, отец как нельзя более кстати сказал дону Херонимо:

– Что же это мы ведем себя, как хилые старички? Надо поухаживать за дамами.

С этими словами он предложил руку Марии, предоставив дону Херонимо сопровождать маму и Эмму.

– Они оказались любезнее нас, – заметил я Карлосу, показав на наших отцов.

И мы пошли следом. Хуан попросился ко мне на руки:

– Возьми меня, тут колючки, а я устал.

Мария потом рассказала, что пока они поднимались вверх по склону, отец спросил, о чем говорил с ней Карлос. Она долго отмалчивалась, но он так ласково уговаривал ее, что она наконец решилась повторить ответ, данный Карлосу.

– Значит, – едва сдерживая смех, спросил отец, когда выслушал ее старательный отчет, – значит, ты вообще не собираешься выходить замуж?

Она отрицательно покачала головой, не смея взглянуть на него.

– Доченька, уж не присмотрела ли ты себе жениха? – продолжал отец. – Скажи, да или нет?

– Нет, нет, – испуганно ответила Мария.

– Он, наверное, лучше того прекрасного юноши, которому ты отказала? – И с этими словами отец погладил ее по лбу, пытаясь заглянуть ей в глаза. – А знаешь ли, как ты хороша?

– Я? Нет, сеньор.

– А кто-то не раз говорил тебе об этом. Скажи, кто этот счастливец?

Мария дрожала, боясь произнести даже слово, но отец продолжал:

– Он должен заслужить тебя; ты сама захочешь, чтобы он был достойным человеком… Полно, признавайся… разве я тебе не говорил, что мне уже все известно?

– Но если нечего рассказывать?…

– Значит, у тебя есть секреты от твоего папы? – сказал он с ласковым упреком.

Тогда Мария решилась:

– Но вы же сами говорите, что вам все известно.

Отец замолчал. Казалось, его опечалило какое-то далекое воспоминание. Они поднимались из сада по ступеням галереи, и тут она услыхала его слова:

– Бедный Саломон!

Отец нежно погладил по голове дочь своего друга.

Вечером за ужином наши с Марией взгляды то и дело встречались, я начал догадываться о ее разговоре с отцом. Порой она задумывалась, и тогда я замечал, что она беззвучно произносит какие-то слова, как, бывало, произносила в рассеянности любимые стихи.