Мария

– Ее… – Генрих заглянул Виктору в глаза и тихо добавил: – Марию…

Виктор мгновенно все понял.

– О вечности сложно говорить в прошедшем времени, – заметил он.

– Согласен. – Генрих улыбнулся. – Тем не менее, став ее заложником, невольно осознаешь прошлое, не понимая, что ждет впереди.

– А впереди что-то ждет? – спросил Виктор.

– Непременно, – уверил Генрих. – Я в этом убедился.

– Как это может быть?

– Сам узнаешь. У каждого свой тоннель, коридор, называй, как хочешь, и попадаешь ты в него разными путями, и далеко не всегда тем путем, каким попал сюда ты.

– Откуда ты знаешь, как я сюда попал? – Виктор подумал о том, как быстро он сошелся с Генрихом.

– После расскажу. Я много, где побывал. Уже. У меня автомобиль. Ты готов?

– Пожалуй, готов, – не задумываясь и не спрашивая к чему, ответил Виктор.

– Вы готовы, молодые люди? – послышалось из-за стойки.

– Да, Пингвин, – ответил Генрих и поднялся со своего места.

– Тогда, вперед. А с тобой, Виктор, мы позже сыграем в шахматы.

– Договорились. – Виктор встал и направился за Генрихом.

Подойдя к автомобилю, Генрих остановился и спросил Виктора:

– А ты когда-нибудь всерьез задавался вопросом о том, есть ли жизнь после смерти?

– Странно слышать это, находясь здесь, – улыбаясь, проговорил Виктор. – Этим вопросом задается каждый, как мне кажется. Есть ли жизнь после жизни?.. А есть ли смерть после смерти?

Генрих улыбнулся в ответ.

– Садись, поехали! – скомандовал он. – Есть ли смерть после смерти?..

Солнце уже готово было скрыться за водной гладью, и закат заливал кровью морской горизонт, придавая пейзажу зловещую красоту. Закат разбрызгивал багрянец, стремясь охватить ужасом все обозримое пространство. Волны, испестренные алыми бликами, накатывались на берег, черной скалой встречающий стихию. Волны ласкали холодный гранит, стараясь на мгновение задержаться на суши, красной пеной окутывая безжизненную твердь.

Тихой поступью шла она вдоль берега, наслаждаясь очарованием ужаса, невольно писанного самой природой. Легким шепотом приветствовала она кончину дня. Мягким шорохом отозвались алые розы в ее руках. Кроткой нежностью окутался берег, мешая черные краски скал с багровым отблеском волн. Неслышно ступала она дальше, в пустоту, во тьму.

Нечаянно из букета выпала роза и неслышно пала на холодный черный гранит, добавив алого цвета к картине уходящего дня.

Кончина дня… как не привычно это явление, оно всегда кажется неожиданным, неуместным, преждевременным. Конец дня, как и конец жизни, неизбежен, печален и… восхитителен. Что происходит после? Возможно, она это знает. Знает, но никогда не скажет. Откуда она пришла? Когда? Вместе с зарождением жизни? Да, она наблюдала за рождением, за жизнью, чтобы в какой-то момент пресечь ее. Что ей движет? Для чего она? Для кого она? За что она?

И как страшна ее загадочная, незримая красота, коей охватывает она мир, ее ужас прекрасен своей таинственностью, а деяния жестокостью, горем и… освобождением…

По наитию ли, по умыслу ли, по расчету ли…

И нет предела ее фантазии…

И неизбежна она!

И… таинственна. Таинственна, жестока и… прекрасна…

Кто она?..

Легкое дуновение ветерка оторвало лепесток от розы и он, оказавшись один на черной скале, испустил струйки крови, потекшие навстречу красноватой пене, накатывающей на берег. Солнце все ниже опускалось к горизонту. Закат становился все зловещей, а его багровый окрас все глубже.

Тихой поступью,

Легким шепотом,

Мягким шорохом,

Кроткой нежностью…

Ветер… и второй лепесток отлетел от бутона, расплескав кровь по черному граниту. Мрак подступал. Весь горизонт был залит багровой кровью.

Казалось, кровь, только что бешено стучавшая в висках, покинула тело, сердце охватил леденящий ужас, заставив его перестать биться в скованной холодом груди. В ушах нарастал зловещий шум. Сидя спиной к открытому окну, Генрих обоими ладонями что есть силы, сжимал рукоятку меча. Он был парализован страхом. Казалось, ничто не могло заставить его развернуться к окну и снова увидеть его, черного всадника, выплывшего из тумана и ставшего посреди двора замка. Черный конь, длинный черный плащ, огромный капюшон, полностью скрывающий лицо.