«Император считает, что оставаться здесь нам очень опасно; он предлагает нам бежать как можно скорее. <…> Если Конституцию примут, пусть даже с некоторыми поправками, мы пропали, потому что иностранные державы нападут на Францию. <…> Меня предупредили, что принцы вооружают легионы в Австрии. Мы к этому не причастны, ибо такие приготовления могут только скомпрометировать нас и приостановить исполнение наших замыслов», — писала королева в Брюссель Мерси. Как и прежде, она поверяла ему все свои мысли. В пространном письме от 3 февраля 1791 года она посвятила его в подробности побега и изложила содержание манифеста, который собирался издать король, как только окажется на свободе. (Текст его Людовик XVI перед побегом положит на видное место у себя в спальне.) В этой декларации король, перечислив события последних лет, объяснял, почему он считал нужным не покидать Францию и почему теперь, когда у него осталась лишь «видимость королевской власти», решился уехать. Оказавшись вместе с семьей в безопасности и восстановив свою свободу, он с радостью и добровольно примет конституцию, по которой к религии будут относиться с должным почтением. Мария Антуанетта жаловалась Мерси, что «без субсидий» шведский король, столь расположенный к ним, «ничего не может сделать», что брат не понимает ее и не желает выступить посредником между ней и Испанией, дабы ускорить принятие решения испанцами, коим присуща «естественная медлительность»… Письмо это вместе с шифром доставил барон де Гогла, один из тех, кому предстояло сыграть печальную роль в неудавшемся побеге.
Мерси ответил королеве не менее пространным письмом от 7 марта. Смысл его сводился к тому, что на внешнюю помощь, включая помощь брата, рассчитывать не следует. «Не стоит скрывать, что великие державы просто так ничего не делают. Какой бы оскорбительной ни казалась эта истина, она от этого не изменится, ее всегда можно замаскировать под государственную необходимость. <…> Тот, кто хочет преуспеть в большой политике, должен с ней считаться. <…> У короля Сардинии всегда были виды на Женеву; ему хочется расширить свои границы в Альпах за счет французской территории; его также интересует территория департамента Вар. Поощряя эти виды, Франция вряд ли много потеряет. С Испанией также можно вести переговоры, намекнув на возможность расширения границ Наварры за счет Франции. Феодальных князей, имеющих земли в Эльзасе, можно купить не слишком задорого, а содействие их очень важно. Только от императора можно ожидать незаинтересованной помощи; но для этого надобно, чтобы он мог оказать ее без риска вступить в конфликт интересов с Пруссией, безраздельно преданной Англии. Учитывая вышесказанное, необходимо начать переговоры, которые будут вести лица преданные и опытные. <…> Но прежде всего надо бежать. Когда главная задача будет решена, вокруг короля объединятся верные ему силы», — писал Мерси, зная, что королева не сильна в политике. Чтобы суровая правда не была слишком горька, он обрушился на Англию, от которой, собственно, принимая во внимание давнюю взаимную неприязнь обоих государств, помощи не особенно и ждали. По мнению Мерси, Англии выгодно разорение давней соперницы, а потому есть опасения, что она станет препятствовать иным государствам помогать восстановлению монархии во Франции.
Письмо Леопольда II подтвердило мысли Мерси. «…Мне кажется, следует подождать более благоприятных обстоятельств, ибо, сколь ни велико мое желание и добрая воля, без помощи и содействия основных дворов Европы я вряд ли сумею оказать вам помощь и справиться с затруднениями», — писал император сестре. От урока большой политики у Марии Антуанетты остался горький осадок. Напрашивался единственный вывод: можно надеяться только на себя. И никакой дорогой ее сердцу Австрии. С этим смириться было значительно труднее.