Мария Антуанетта

В Страсбурге Мария Антуанетта впервые увидела принца Луи де Рогана, того самого, из-за самодовольства и тщеславия которого она окажется замешанной в громкое дело об ожерелье, ускорившее, по мнению многих, падение монархии. Но в 1770 году Роган был всего лишь симпатичным 35-летним коадъютором и, несмотря на сан, слыл ценителем и любителем женского пола. По случаю прибытия дофины ему вместе с дядей, князем-епископом Страсбургеким, предстояло служить торжественную мессу в Страсбурге ком соборе. Выйдя во главе духовенства встречать дофину, Луи Роган произнес речь, в которой специально для Марии Антуанетты вознес хвалы Марии Терезии: «Для нас вы станете живым воплощением образа любезной императрицы, вызывающей восхищение всей Европы, императрицы, чья слава навеки останется в сердцах потомков. В вас душа Марии Терезии соединится с душой Бурбонов». От этих слов девочка чуть не расплакалась: она очень скучала по матери.

На следующий день, выехав из Страсбурга, кортеж дофины сделал остановку в Саверне (примерно в 40 километрах от Страсбурга), в семейном замке Роганов. Был дан пышный бал, и дофина с упоением протанцевала до девяти вечера. Возможно, именно в этот вечер она и произвела на Рогана то неизгладимое впечатление, которое впоследствии подтолкнет его ввязаться в мутную историю с ожерельем. Как пишет маркиза де Креки[5], после отъезда дофины Роган набросал ее портрет: «Эрцгерцогиня-дофина отличается приятным ростом, худа, но не сухощава и очень складная, хотя она еще очень юна и не вполне сформировалась. Движения ее плавные и гибкие. У нее великолепные белокурые волосы без малейшей рыжины. Лоб высоковат, но очень красив; форма лица представляет собой безупречный овал. Брови настолько темные, насколько могут быть у блондинки. Глаза голубые и очень светлые, но их нельзя назвать бесцветными. Орлиный нос, возможно, чуточку заострен, но, на мой взгляд, это придает ей еще большую пикантность. У нее маленький, алый, как вишня, рот; пухлые губы, особенно нижняя губа. Кожа тонкая, ослепительной белизны. Ее естественные краски столь хороши, что румяна лишь испортят ее. Осанка ее сразу говорит о том, что перед вами эрцгерцогиня и императорская дочь. Лицо ее всегда дышит благородством. Кротость характера сочетается в ней с природным чувством собственного достоинства. Полагаю, что при виде ее французы станут испытывать чувство нежности в соединении с глубоким почтением».

«Ах, какие, однако, бывают странные стечения обстоятельств!» — скажет впоследствии баронесса Оберкирх, вспоминая пребывание дофины в Страсбурге. Баронесса тоже оставила нам свое описание дофины: «Высокая, прекрасно сложенная, хотя и немного худая. Слегка вытянутое лицо с правильными чертами, орлиный нос, чуть заостренный на конце, высокий лоб, маленький рот, живые голубые глаза, чуточку надменное выражение лица. Ее австрийская губа, похоже, выпячена больше, чем у иных членов ее семьи. Несравненный цвет кожи, соединивший в себе цвета лилии и розы. Волосы светлого пепельного цвета, почти без пудры. Величественная посадка головы, изящество и грация. Зримое благородство души ее притягивает сердца».

Современники сходятся в одном: дофина не красавица, но на удивление обаятельна, мила, очаровательна и блистает всеми красками юности. Габсбургская чопорность умеряется мягким характером, а живое выражение лица заставляет забыть о презрительно выпяченной нижней губе, придающей лицу надменный вид, который, впрочем, тотчас исчезает, стоит ей обратиться к собеседнику. «Я вместе с другими девушками из благородных семейств удостоилась чести быть представленной дофине. Ее простота и изящество мгновенно завоевали наши сердца. Спросив у каждой ее имя и место проживания, она для каждой нашла приятное слово», — писала баронесса Оберкирх.

От Саверна до Версаля немногим более двухсот миль, и на протяжении всего пути в городах, где останавливался кортеж дофины, власти устраивали торжественные встречи с речами, а горожане ликовали, осыпали юную дофину цветами и пили за здоровье ее и дофина. «Да здравствует дофин!», «Да здравствует дофина!» — за дорогу Мария Антуанетта привыкла к этим крикам и, утомленная постоянными торжествами и многолюдьем, научилась под них засыпать, а просыпаясь, все чаще обращала мысли к будущему супругу, пытаясь представить себе: какой он на самом деле? «Надеемся, что, проезжая по Франции, Мадам дофина сумела заметить рвение и энтузиазм французов, жаждавших увидеть ее и выразить ей свое восхищение и любовь», — писала газета «Меркюр де Франс». Газете вторил князь Штаренберг. «…Заверяю вас, что все французы в восторге от нее, а сама она держится гораздо лучше, чем я смел надеяться; никогда еще в этой стране так не встречали ни одну принцессу», — писал он императрице.