После неудачного побега король начал поддерживать жену в ее упованиях на заграницу. Когда к нему пришли депутаты, он выразил свою приверженность конституции и народу, иначе говоря, революции. Видимо, он лукавил, ибо через несколько дней отправил императору Леопольду II письмо, в котором «извещал Европу о своем пленении, и рассказывал шурину-императору о своих невзгодах в надежде, что тот примет меры, которые подскажет ему сердце, и придет на помощь ему и Французскому королевству». Тем временем королева писала Ферзену: «Я жива… я так беспокоилась за вас, так переживала, зная, что вы страдаете, не имея от нас известий! Надеюсь, Небо позволит этому письму попасть к вам. Не пишите мне пока, чтобы не подвергать нас опасности, а главное, не возвращайтесь ни под каким предлогом. Здесь знают, что это вы помогли нам покинуть Париж; если вы приедете, все пропало. Нас караулят днем и ночью, но мне все равно… Будьте спокойны, со мной ничего не случится. Собрание обходится с нами мягко… Сейчас больше писать не могу…» Прежде королева окружала себя друзьями, теперь она запрещала им приезжать к ней. «Не возвращайтесь, пока здесь все не уладится. <…> Повторяю, не возвращайтесь, дорогая Ламбаль, я буду слишком сильно волноваться за вас», — писала она принцессе де Ламбаль, отправляя ей кольцо с вплетенной в него седой прядью своих волос.
Все лето королевская семья провела, затворившись во дворце, стараясь не выходить даже во двор, ибо там размещались караулы. Даже маленький Луи Шарль не просился гулять. Если королева шла к дофину, ее сопровождал офицер охраны, он же сидел рядом, пока королева занималась с сыном. Когда ее величество поднималась по лестнице, караульный внизу кричал: «Королева идет!» — дабы Мария Антуанетта ни на минуту не оставалась одна. Некоторое время после возвращения офицеры дежурили даже в спальне королевы. Потом Лафайет ослабил надзор, и ночной караульный стал располагаться не в спальне королевы, а в ее апартаментах, однако дверь в спальню все равно предписывалось держать открытой. Храня достоинство, измученная королева училась не замечать постоянно направленных на нее враждебных взоров. Ее даже не обрадовало, когда ей сообщили, что звезда Лафайета стала меркнуть. Общество охватили республиканские настроения. После побега солдаты все меньше доверяли офицерам из «бывших». В Париже прошел слух, что Лафайет способствовал побегу короля, и на выборах мэра его кандидатура с треском провалилась.
Революционные силы составили петицию с требованием низложить короля и для подписания собрались вместе со своими сторонниками на Марсовом поле. В связи с указом о нарушителях общественного порядка Лафайет велел собравшимся разойтись и, согласно законам военного времени, выкинул красный флаг. Собравшиеся не подчинились и, как пишут, даже стали швырять в гвардейцев камни и палки. Лафайет приказал открыть огонь. В результате — 50 погибших и не менее сотни раненых. Назревал решительный раскол между конституционалистами и республиканцами. Сторонники монархической конституции вышли из Якобинского клуба и образовали клуб Фельянов. Тучи над узниками Тюильри сгущались. На все вопросы о побеге, которые ей еще долго задавали депутаты, Мария Антуанетта отвечала: «Если король с детьми пожелал уехать, я не могла сделать ничего иного, кроме как сопровождать их. В течение двух последних лет я не раз доказывала, что ни за что не расстанусь с семьей. И в этот раз я охотно последовала за королем, ибо была уверена, что он не намерен покидать пределов королевства. А если бы он так решил, я бы сделала все, чтобы отговорить его от сего намерения».