В замке Мюэт, как и в Шуази, Людовик XVI и его жена являли собой пример семейного счастья. Пока король работал, встречался с министрами, подписывал документы, Мария-Антуанетта оставалась со своими деверями и их женами. Обедали и ужинали они все вместе в апартаментах королевы. Между молодыми людьми сохранились былая дружба и доверие. Людовик XVI попросил братьев и их жен называть его «братом», так как обращение «Ваше Величество» предполагало большую дистанцию между ними. Вечером незатейливо одетые принцессы прогуливались по Булонскому лесу вместе со своими мужьями. Людовик XVI не стеснялся при всех обнимать свою жену и проявлять по отношению к ней знаки внимания. Обстановка в замке Мюэт была невероятно веселой. Королеву и принцессу часто видели на балконе перед восторженной толпой, которая постоянно толпилась у ворот замка. Когда королевская семья входила или выходила из дворца, каждый раз их встречали и провожали восторженные возгласы. Весь Париж восхищался благородным королем и грациозной королевой. Во всех концах страны поэты воспевали начало новой эры, эры процветания для Франции. Казалось, что король сумел завоевать доверие и любовь народа. Молва о популярности молодых монархов достигла границ Австрии, и Мария-Терезия вскоре поздравила дочь, написав ей: «Все восхищаются Вами; Вам пророчат великое будущее, Вы вдохнете новую жизнь в нацию, которая находится в состоянии полного изнеможения и ожидает монарха, который поддержит ее. Однако все восторги лишь временные и сохранить доверие очень трудно».
Опьяненная успехом и уверенная в своей популярности, об эфемерности которой она даже не подозревала, королева, казалось, забыла о своих врагах, которые считали ее опасным агентом Марии-Терезии.
Неуверенная в будущем дочери и альянса, Мария-Терезия старалась всячески помочь королеве своими советами, которые убеждали последнюю в мудрости матери. В письмах та советовала ей слушаться во всем Мерси. «Смотрите на него как на Вашего министра и одновременно и моего, что, впрочем, может прекрасно сочетаться», — напутствовала она. Таким образом, Мария-Антуанетта старалась слушаться Мерси, читала и перечитывала письма матери, но подчинялась лишь своим капризам. «Юная принцесса из-за своей легкости и живости не может обременять себя ничем, что требует внимания и настойчивости; единственное средство от этой скуки — не думать о серьезных вещах», — жаловался Мерси императору Иосифу, умоляя его образумить принцессу. «Нужно бороться с ее ленью и расточительством, — отвечал последний. — Смиритесь с этой привычкой, и пусть она видит, что отсутствие опыта и неразумность, находящие одобрение, приведут ее в бездну».
Если бы даже эти строгие наставления и повлияли на принцессу, они все равно не имели бы нужного результата. Возможно, несмотря на все это, Мария-Антуанетта собиралась обмануть свою опытную и благоразумную семью, для того чтобы показать себя королевой, которой восхищается вся Франция. Все ее желания сводились к тому, чтобы отомстить врагам и осчастливить друзей или, вернее, тех, кого она таковыми считала. На протяжении будущих месяцев и лет она будет настаивать на своем и вмешиваться в то, что ей будет казаться невероятно важным, путая личные капризы с государственными интересами. И этой весной 1774 года она почувствовала себя удовлетворенной, так как король отправил мадам Дюбарри в аббатство Понто-Деф. Мария-Антуанетта уверовала, что наконец отомстила бесстыдной фаворитке. Оставалось освободиться еще от одного врага — герцога д'Эгильона и вернуть ее любимого Шуазеля.
Обстоятельства сложились так, что 3 июня, разумеется, по совету дяди, герцог д'Эгильон попросил отставки. Мария-Антуанетта ликовала, Мерси же умело скрыл свою досаду. Было очевидно, что был исполнен очередной каприз королевы. Постоянно держа в голове советы Кауница, он тут же начал внушать королеве мысль о назначении кардинала Берни, который был необходим для укрепления альянса. Мария-Антуанетта оставалась «холодной и безразличной». Она предпочитала небрежно отвечать, что ей более симпатичен барон Бретель, который недавно вернулся из Неаполя и кого так хвалила ее сестра Мария-Каролина. «Однако это предпочтение было вызвано еще и желанием продемонстрировать свою власть,» — догадывался Мерси. Назначение Вержена, которое произошло чуть позже, никак не обеспокоило ее. По всей вероятности, посол Марии-Терезии злоупотреблял или вернее, притворялся, что злоупотреблял влиянием королевы. Если король был готов уступить ее капризам, он не докладывал об этом своему правительству. «Людовик заявлял о желании не допускать женщину к государственным делам», — отмечал аббат Вери, имевший точные сведения от Морепа и Вермона, чьим другом он являлся.