Мария-Антуанетта

Людовик XVI отправился на мессу сразу после того, как его дочь обмыли и запеленали, и узнал об опасности, грозившей его жене, гораздо позже. Он испытывал новые чувства и невероятное счастье, получив, наконец, ребенка. Малышку принесли матери, та с нежностью взяла ее. Если верить мадам де Кампан, королева сказала: «Сын более принадлежит государству, а не матери. Вы же будете со мной, и мы разделим счастье и горе». Высокопарная речь вовсе не была свойственна королеве, разумеется, здесь мадам де Кампан хорошенько приукрасила, Мария-Антуанетта сказала проще и то, что пришло ей в голову. Конечно же, молодая мать была очень счастлива. Девочку назвали Мария-Терезия.

Ослабленная тяжелыми родами, королева в течение нескольких дней жила в относительном покое. Король не покидал замка. Он приходил к королеве утром, после обеда, иногда оставался на весь вечер, и это не мешало ему навещать несколько раз в день маленькую Марию-Терезию. «Он относился к ней с невероятной нежностью и любовью».

По обычаю новорожденных отдавали гувернантке Детей Франции, на этот раз небезызвестной госпоже де Гемене, в покоях у которой королева так часто играла в фараон. Эта женщина не отличалась особой добродетелью и не славилась безупречной репутацией, тем не менее пришла на смену госпоже де Марзан. Она была второй в многочисленной свите маленькой принцессы. При всем желании сократить ее, она все же насчитывала 24 человека! Мария-Антуанетта хотела, чтобы дочь ее, как и все французские принцессы, воспитывалась без особых затей. Людовик XVI не возражал. Так, было решено не выступать с речью во время торжественного представления ребенка высокопоставленным лицам государства и послам. Снова, в который раз, был нарушен закон святого Этикета: «Я не приемлю никаких законов этикета, когда речь идет о воспитании моего ребенка […], нынешняя мода, стремления к крестьянской свободе и развязности мне совершенно не нравятся, я не вижу в ней никаких достоинств, наоборот, одни лишь недостатки. Я вовсе не имею в виду, что надо вскармливать в ребенке надменность и гордыню, но необходимо приучать с детства к приемам и аудиенциям, чтобы предотвратить, как я называю, неизбежные неприличия, когда без знания этикета государь ничем не отличается от своих подданных. Я считаю, что это главное в воспитании, особенно в воспитании француза, представителя народа, где легкомыслие и ветреность являются национальной чертой характера», — ворчала императрица. Однако к ее мнению мало прислушивались.

Через шесть недель после рождения наследницы королевская семья направилась в Нотр-Дам, в церковь Св. Женевьевы, для церемонии крещения, за которой последовали многочисленные празднества. Было решено, что король и королева прибудут в Париж 8 февраля, чтобы отпраздновать рождение дочери так же пышно, как если бы это был сын. По этому случаю в соборе в присутствии Людовика XVI и Марии-Антуанетты должны состояться бракосочетания более ста девушек, каждая удостоенная этой чести получала 500 ливров приданого. Королева также собиралась оплачивать кормилиц детям, которые родятся в этих браках. По поводу народного ликования на каждого участника планировали израсходовать по 15 000 ливров.

Мерси отмечал по поводу праздника, что «общественное поведение было не совсем таким, каким его ожидали, возгласы „Да здравствует король!“ звучали крайне редко, а Марию-Антуанетту встретили вообще в леденящей тишине. Толпы зевак собирались скорее из любопытства, чем для выражения любви и восхищения», — он вынужден был это признать. Холодность народа

скорее вызвана дороговизной хлеба, что влекло критику и неприязнь со стороны обывателей, но, по мнению посла, постоянные развлечения королевы и ее отстраненность от народа, наконец, принесли свои плоды. «Пришло время королеве узнать и убедиться, что парижане, как, впрочем, и все французы, ее не любили. Я не вижу, чтобы мнение народа изменило ее взгляды на жизнь, она презирала народные чувства», — писал послу аббат Вери, который никогда не скрывал своих мыслей.