Читаем Мария Башкирцева. Дневник полностью

А, черт! Это портрет того, имя которого я постоянно забываю; он очень известен в Риме, – это тот, который говорил обо мне на обеде в вилле Matel.

– Чем занят кардинал, спросила я, – что он намерен делать, кого он видел в последнее время?

– Вчера!.. Вчера у него было большое собрание… люди, имеющие отношение к церкви… все! Да, обсуждали важный вопрос, очень важный, вчера, в понедельник. Он очень беспокоится, так как дело идет о…

– О чем?

– Говорили, стараются, хотят…

– Чего? Смотрите же!

– Хотят его сделать… папой!

– Ого!!

Тон, которым это было сказано, удивление сомнамбулиста и слова сами по себе дали мне как бы электрический толчок; я не чувствовала ничего под ногами, я сбросила шляпу, растрепала волосы, вытащив шпильки и бросив их на середину комнаты.

– Папой! – воскликнула я.

– Да, папой, – повторил Alexis, – но есть большие препятствия. У него шансов для этого меньше, чем у другого.

– Но он будет папой?

– Я не читаю в будущем.

– Но попробуйте, вы можете, ну…

– Нет, нет, я не вижу будущего! Я его не вижу.

– Но кто этот кардинал, как его имя? Не можете ли вы видеть это из окружающего, из того, что ему говорят?..

– Постойте, А.! – сказал он. – Я держу его изображение… и, – прибавил он с неожиданной живостью, – вы так волнуетесь, что страшно утомляете меня; ваши нервы дают толчки моим; будьте спокойнее.

– Да, но ведь вы говорите вещи, которые заставляют меня просто подпрыгивать. Итак, имя этого кардинала?

Он начал сжимать голову и ощупывать конверт (который был серый, двойной и очень толстый).

– Антонелли!

Мне больше нечего было спрашивать; я откинулась в кресле.

– Думает он обо мне?

– Мало… и дурно. Он против вас… Существует какое-то недовольство… политические мотивы…

– Политические мотивы?

– Да.

– Но он будет папой?

– Этого я не знаю. Французская партия будет разбита, то есть французский кандидат имеет так мало шансов, он почти их не имеет… Его партия соединяется с партией Антонелли или с партией другого итальянца.

– С которой из двух? Которая восторжествует?

– Я буду в состоянии сказать это только тогда, когда они будут уже действовать, но многие против А., это другой…

– А они скоро начнут действовать?

– Этого нельзя знать. Папа еще есть, нельзя же убивать папу! Папа должен жить…

– А Антонелли долго проживет?

Alexis покачал головой.

– Значит, он очень болен?

– О, да!

– Что с ним?

– У него болят ноги, у него подагра, и вчера… Нет, третьего дня у него был страшный припадок. У него разложение крови; я не могу говорить это даме.

– Да это и не нужно.

– Не волнуйтесь, – сказал он. – Вы меня утомляете. Думайте спокойнее, я не могу следить за вами…

Его рука дрожала и заставляла дрожать меня всем телом; я отпустила его руку и успокоилась.

– Возьмите это, – сказала я ему, подавая письмо Пьетро, запечатанное в конверт, совершенно подобный предыдущему.

Он взял его и точно так же, как предыдущий, прижал к сердцу и ко лбу.

– Эге, – сказал он, – этот моложе, он очень молод. Это письмо написано уже некоторое время назад; оно написано в Риме, и с тех пор эта личность уже уехала оттуда. Она все еще в Италии… Но не в Риме… Там есть море… Этот человек в деревне. О, конечно, он переселился со вчерашнего дня, не более суток… Но этот человек имеет какое-то отношение к папе, я его вижу сзади папы… Он связан с Антонелли, между ними близкое родство.

– Но каков его характер, каковы его наклонности, мысли?

– Это странный характер… Замкнутый, мрачный, честолюбивый… Он думает о вас постоянно… Но более всего он хочет достигнуть своей цели… Он честолюбив.

– Он меня любит?

– Очень, но это странная натура, несчастная. Он честолюбив.

– Но тогда он меня не любит?

– Нет, он вас любит, но у него любовь и честолюбие идут рука об руку. Вы ему нужны.

– Опишите мне его подробнее с нравственной стороны.

– Он противоположность вам, – сказал Alexis улыбаясь, – хотя такой же нервный.

– Навещает он кардинала?

– Нет, они не ладят; кардинал давно уже против него из-за политических мотивов.

Я вспомнила, что Pietro мне говорил всегда: «Дядя не стал бы сердиться на меня за клуб или за волонтариат – что ему до всего этого? Это он из-за политики».

– Но он его близкий родственник, – продолжал Alexis. – Кардинал им недоволен.

– В последнее время они не виделись?

– Подождите! Вы думаете о слишком многих вещах; это вопросы трудные, я смешиваю этот листок с другим! Они были в одном конверте.

Это верно, вчера они были в одном конверте.

– Смотрите же, постарайтесь увидеть.

– Я вижу! Они виделись два дня тому назад, но они были не одни: я его вижу с дамой.

– Молодой?

– Пожилой, его матерью.

– О чем они говорили?

– Ни о чем ясно; что-то стесняло их… Сказали лишь несколько неопределенных слов, почти ничего, об этом браке.

– О каком браке?

– О браке с вами.

– Кто говорил об этом?

– Они. Антонелли не говорил, он предоставлял им говорить. Он против этого брака, особенно с самого начала. Теперь он смотрит на это лучше и несколько лучше переносит эту мысль.

– А каковы мысли молодого?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное