Мария Федоровна

Положение Скавениуса в стране, правительство которой Дания не признавала, было весьма сложным и двусмысленным. Он сам не имел возможности вступать в официальные отношения с лицами и институтами новой власти, той власти, от которой как раз во многом зависела судьба всех Романовых, как и «бывшей Императрицы» Марии. Стремясь воздействовать на эту не признаваемую власть, посол прибегал к опосредованным приемам. Первоначально он сам хотел частным образом встретиться с главой новой власти В. И. Лениным (1870–1924), но большевики не проявили никакого интереса. В феврале же 1918 года представилась иная возможность.

Посол поддержал представителя Датского Красного Креста Карла Кребса, перед его поездкой в Крым на встречу с Марией Федоровной, добиться встречи с наркомом иностранных дел Л. Д. Троцким (1879–1940). Красный бонза «аудиенцию дать соизволил» в Смольном, и она произвела на датского офицера неизгладимое впечатление. Собственно, никакой «аудиенции» и в помине не было. Троцкий удостоил краткой беседой во время «движения по коридору» Смольного, из одного кабинета в другой.

Датчанин напомнил наркому, что судьба Марии Федоровны вызывает беспокойство в его стране, что «урожденная Датская Принцесса» пребывает в «плохих условиях» и «хотела бы иметь законное разрешение вернуться домой в Данию». Кребс адресовал этот филантропический монолог деятелю, для которого человеколюбивые аргументы являлись пустым звуком. Его интересовало лишь «дело мировой пролетарской революции», а какие-то там слезливые стенания о «страданиях» представлялись вредной чепухой, с которой он и его «товарищи по партии» считаться не собирались.

Представителю Датского Красного Креста это кредо революционных убийц и насильников его собеседник ясно и кратко изложил. «Множество людей живет в плохих условиях», а правительство Дании не признает новую власть в Петрограде и заморозило счета Российского государства. В конце, перед тем как захлопнуть перед датчанином дверь, Троцкий изрек, что Мария Федоровна «просто русская гражданка» и «должна подать ходатайство о заграничном паспорте в местный Севастопольский совет».

Хамская отповедь не обескуражила Кребса, и он вознамерился все-таки добиться от обитателей Смольного документальной поддержки. Во-первых, разрешения доставить Марии Федоровне продукты и, во-вторых, разрешения сопровождать «бывшую Вдовствующую Императрицу» при выезде из страны. В посольстве Дании на этот счет было составлено два специальных документа, с которыми Кребс и прибыл опять в Смольный.

Но если в первый раз он ждал Троцкого почти три дня, то теперь его отловить удалось уже в первый день, в приемной у Ленина. «Красный нарком» был явно не в духе, никакой беседы вести не собирался и лишь бросил на ходу одну, поистине сакраментальную фразу: «Мария Федоровна является для нас старой реакционной дамой и судьба ее для нас безразлична».

Урок «революционной философии», преподанный Кребсу, ясно показал, что большевики и разговаривать не будут, пока Дания официально не признает их режим. Но подобное намерение в Копенгагене отсутствовало, а значит, необходимо было действовать исключительно неофициальными путями.

Кребс отправился в Крым без всяких разрешительных документов, но с полного одобрения и при непосредственной поддержке посла Скавениуса. По его инициативе в зашитом вокруг талии поясе датский офицер вез 50 000 рублей, предназначенных для Марии Федоровны и ее близких.

Возможно, для самого Троцкого судьба «старой реакционной дамы» и не представляла никакого интереса, но для иных представителей красной власти Романовы, в том числе и Мария Федоровна, были, что называется, бельмом на глазу.

В апреле 1918 года Ялтинский совет потребовал приговорить всех Романовых к смертной казни. Над обитателями «Ай-Тодора», «Чаира», «Дюльбера» и «Кореиза» нависла смертельная угроза. Злодеяние не совершилось лишь потому, что Ялтинский и Севастопольский советы переругались между собой за право вершить судьбу Романовых. А вскоре и самим большевистским властителям спешно пришлось бежать или укрываться от угрозы расстрела.

Крым заняли германские войска. По просьбе Вильгельма II его зять герцог Эрнст-Август Брауншвейгский отправил своей матери, сестре Марии Федоровны герцогине Кумберлендской, сообщение, что Императрица Мария и ее родственники «пребывают в хорошем состоянии» и что отныне им ничто не угрожает, так как они находятся под защитой германской армии и лично кайзера. Об этом сразу стало широко известно во всех европейских монарших домах.

В Дании это известие вызвало временное успокоение, но зато в Англии оно привело к совершенно неожиданным результатам: Король Георг V вернулся из оцепенения, к нему вдруг «возвратилась память». Год назад, весной 1917 года, он предал забвению свои родственные связи с Романовыми. После того как в апреле того года, по сиюминутным политическим соображениям, переданное ранее приглашение Николаю II прибыть в Англию было отозвано, Король ни словом, ни делом не проявлял участия.