Мария Каллас

Так, в веселой и дружеской атмосфере проходили репетиции на протяжении нескольких недель перед единственным зрителем по кличке Бальби, щенком Луизы. Эдди Багарози назначил первый спектакль на 6 января 1947 года, но вдруг профсоюз хоровых певцов потребовал внести предварительную плату, чтобы гарантировать будущее жалованье певцам. Несмотря на все усилия, Эдди так и не удалось найти необходимую сумму; он перенес постановку «Турандот» на 27 января. Увы! И к этому числу денег по-прежнему не было; полный крах и банкротство. Эдди был вынужден, для покрытия хотя бы части своих долгов, продать машину, дом в Лонг Айленде и даже драгоценности Луизы. Певцы, которых он собрал под своей крышей, прибывшие в основном из Италии, с трудом нашли деньги на обратный билет, а сама Луиза Казелотти, узнав, что рухнули ее надежды на возвращение на сцену, слегла с нервным расстройством. И во время этой бури уцелели только двое непотопляемых: Эдди Багарози, чей авантюрный дух поддерживался за счет неиссякаемого врожденного оптимизма, и Мария Каллас, которая вопреки всем превратностям судьбы верила в свое лучезарное будущее.

На следующий же день после их общего финансового краха Мария пришла, как обычно, к Багарози. Она не отвернулась от этой семьи, а, напротив, поддерживала с ней еще более теплые отношения. И пока Эдди искал способ «раскрутить» свою «курицу, несущую золотые яйца», Мария ежедневно долгими часами до седьмого пота трудилась вместе с Луизой.

Спасение пришло извне. В феврале молодой певец Никола Росси-Лемени, не державший зла на чету Багарози за неприятности, которые она доставила ему, сообщил Эдди, Луизе и Марии, что в Нью-Йорке находится Джованни Дзенателло. После завершения успешной сценической карьеры тенора мировой величины Дзенателло был в свои семьдесят лет директором ежегодного фестиваля в Вероне. Он прибыл в Нью-Йорк в поисках певицы с сопрано, чтобы она солировала в опере Понкьелли «Джоконда», которую он собирался поставить несколько месяцев спустя в городе Ромео и Джульетты. У него уже были две кандидатуры на эту роль: Зинка Миланова и Эрва Нелли, но он еще не принял окончательного решения. Никола Росси-Лемени убедил Дзенателло не торопиться со своим решением и прослушать еще одну молодую и очень талантливую певицу — Марию Каллас. Старик согласился, и несколько дней спустя произошла его встреча с дебютанткой. Мария пришла к Дзенателло вместе с Луизой, которая должна была аккомпанировать ей на фортепьяно. Начинающая примадонна немного робела перед мэтром, но была полна решимости продемонстрировать свои таланты. С первых тактов аккомпанемента она постаралась показать все, на что была способна. Немного погодя Дзенателло прервал ее, открыл партитуру и начал петь вместе с ней дуэт Джоконды и Энцо неожиданно сильным для человека столь преклонных лет голосом.

Не успели отзвучать последние ноты, как Дзенателло с чисто итальянским пылом заключил Марию в объятия и взволнованным голосом заявил:

— Дитя мое, такого голоса я ни разу не слышал за всю свою долгую карьеру!

Стоит ли удивляться, что после столь хвалебного отзыва он тут же пригласил Марию на роль Джоконды. Все происходило так, как предсказала Эльвира де Идальго: именно на итальянской земле должна была взойти звезда Марии Каллас.

До возвращения в Европу оставалось всего несколько месяцев. Мария работала как одержимая. Она знала, что настал поворотный момент в ее жизни. На карту были поставлены ее дальнейшая судьба и карьера. И в то же время, несмотря на то, что она по-прежнему проводила все дни напролет у четы Багарози, она уже начинала тяготиться их опекой. Чувствовала ли она, что ее друзья не были так уж бескорыстны в отношениях с ней, как уверяли? А может, как впоследствии с ней не раз случится, после первых восторгов после знакомства с кем-либо она очень быстро разочаровывалась, ей надоедали старые привязанности и хотелось видеть новые лица? Так она снова поступила и в отношении Евангелии; между Марией и ее матерью росло отчуждение, хотя на первый взгляд она вела себя как примерная и послушная дочь. Однако ее мысли были теперь заняты совсем другим. В той жизни, на пороге которой она стояла, не было места для Евангелии. Между тем мать развернула вокруг дочери бурную деятельность. Она была убеждена, что отъезд в Европу должен стать первой ступенькой к мировой славе. И хотя Евангелия оставалась в Соединенных Штатах, она взяла на себя все хлопоты по подготовке к отъезду Марии и, в частности, собрала ей новый гардероб. В то время девушка не уделяла большого внимания модной одежде, и Евангелия прилагала множество усилий, чтобы подготовить ей то, что она называла приданым. Однако, как и прежде, денег катастрофически не хватало. И, как всегда, они обратились к доктору Лонтцаунису. Он пошел им навстречу. Однако выделенная им сумма не позволяла разгуляться: Мария поехала за океан в скромном платье и с костюмом, напоминавшим школьную форму… И это никак не возвещало о том, что всего несколько лет спустя заправилы высокой моды найдут в ее лице самую активную клиентку.