Мария Кюри

В понедельник и в среду, едва проснувшись, Мари уже волнуется, нервничает. В пять часов у нее лекция. После завтрака она запирается у себя в кабинете на набережной Бетюн. Она готовит лекцию, пишет на листе бумаги план. В половине пятого идет в лабораторию и снова уединяется в маленькой комнате отдыха. Она томится, напряжена и недоступна. Вот уже двадцать пять лет, как Мари преподает. И всегда, каждый раз, как ей предстоит войти в малый амфитеатр, где ее ждут двадцать или тридцать студентов, встающих при ее входе, ее охватывает робость.

Неутомимая, нечеловеческая деятельность! В "свободные минуты" Мари пишет статьи и книги: "Изотопия и изотопы", короткую прочувствованную биографию Пьера Кюри, научную работу - итог своей лекционной деятельности...

* * *

Эти блестящие плодотворные годы были и временем драматических событий: мадам Кюри угрожала слепота.

Еще в 1920 году врач предупредил ее, что в результате катаракты на обоих глазах она мало-помалу очутится в темноте. Мари скрыла от других свое отчаянное будущее. Не падая духом, сказала об этом только дочерям и тут же указала им на возможность излечения: операцию через два-три года... А до этого потускнение хрусталиков создает между нею и окружающим миром постоянный туман.

Мари - Броне, 10 ноября 1920 года:

Самые большие неприятности причиняют мне глаза и уши. Мое зрение очень ослабло, и этому, вероятно, мало чем поможешь. Что касается слуха, то меня преследует постоянный шум в ушах, иногда очень сильный. Это меня сильно тревожит: моя работа может затормозиться или же стать просто невозможной. Быть может, радий и помог бы чем-нибудь в моих недомоганиях, но никто этого не знает наверно.

Вот мои несчастья. Не говори об этом никому. Главное, берегись, чтобы об этом не пошел слух. А теперь поговорим о другом...

"Не говори об этом никому..." Это лейтмотив всех разговоров Мари с Ирен и Евой, с братом, сестрами - единственными поверенными ее тайны. У нее одна навязчивая мысль - не допустить, чтобы по чьей-нибудь нескромности распространилась эта новость, чтобы в какой-нибудь газете появилась заметка "Мадам Кюри - инвалид".

Врачи Морас и Пти стали ее сообщниками. Больная назвалась вымышленным именем. Это "мадам Карре", пожилая, неизвестная дама, больная двойной катарактой, а не мадам Кюри. Ева заказывает очки для мадам Карре.

Если Мари, блуждая, как в тумане, непроницаемом для ее глаз, собирается перейти улицу или взойти по лестнице, то одна из дочерей берет ее за локоть и незаметным нажатием своих пальцев предупреждает об опасности или препятствии. За столом надо подсовывать ей прибор, солонки, в то время как она шарит по скатерти якобы уверенной рукой.

Но как разыгрывать эту жестокую трагикомедию в лаборатории? Ева посоветовала ей довериться своим непосредственным сотрудникам, чтобы они заменяли ее у измерительных приборов и микроскопов. Мари сухо ответила: "Никто не обязан знать, что у меня испорчены глаза".

Для таких тонких работ мадам Кюри изобрела "технику слепца". Она пользуется сильными лупами, ставит на шкалах приборов цветные, хорошо видные метки. Выписывает огромными буквами свои заметки для справок при чтении лекций, и ей удается разбирать их даже в плохо освещенной аудитории-амфитеатре.

Чтобы скрыть свою болезнь, она прибегает к бесчисленным уловкам. Например, кто-нибудь из учеников должен показать ей негатив, на котором есть тоненькие процарапанные черточки-отметки. Мари путем хитрых, очень ловких расспросов добивается от ученика необходимых ей сведений, чтобы мысленно представить себе вид данного снимка. Только тогда она берет в руку стеклянную пластинку и притворяется, что видит эти черточки.

Несмотря на все предосторожности, сотрудники лаборатории подозревают, какая драма происходит. Но лаборатория молчит, делая вид, что ничего не знает, разыгрывая свою роль не хуже, чем Мари.

Мари Кюри - Еве, 13 июля 1923 года:

Милочка, я предполагаю оперироваться в среду 18-го, утром. Достаточно, если ты приедешь накануне. Ужасная жара, и я боюсь, что ты сильно устанешь.

Нашим друзям по Ларкуесту скажи, что я не в состоянии одна справиться с корректурой, которую мы делали с тобой, и что ты нужна мне, так как от меня требуют срочно закончить эту работу.

Целую, Мэ.

P.S. Говори им как можно меньше!

В клинике страшно жарко, Ева с чайной ложечки кормит неподвижную, ничего не видящую мадам Кюри с забинтованным лицом и головой. Подавленное настроение от неожиданных осложнений, от кровотечений, длившихся несколько недель и заставлявших терять надежду на выздоровление. Еще две операции в марте 1924 года. Четвертая операция в 1930 году... Едва освободившись от повязок, Мари учится смотреть своими оперированными глазами, лишенными хрусталиков и неспособными к аккомодации.

Через несколько месяцев после первой операции она пишет Еве из Кавальера: