Мария, княгиня Ростовская

Степняки между тем окружили отряд, и теперь мельтешили на расстоянии выстрела. Отделившийся от общей массы всадник немного выехал вперёд, сложил руки рупором и что-то прокричал.

— Он спрашивает, княже, кто мы такие и почему идём без спроса через его земли, — перевёл толмач.

— Передай, что мы идём в Каракорум, ко двору хагана Гуюка, — велел переводчику Ярослав.

Толмач тоже сложил руки рупором около рта и начал кричать, переводя слова князя на монгольский. Предводитель степняков напряжённо слушал — возможно, был тугоух, а вернее того, неважно понимал монгольскую речь.

— Он говорит, что никто не проходит через его владения даром, — снова перевёл толмач. — Дани требует, княже.

Ярослов сжал зубы и пришпорил коня, вырываясь из-под прикрытия стены щитов. Миг, и степной царёк тоже устремился навстречу. Позади Ярослава топотал конь переводчика, не отстававшего от своего князя.

Они встретились на середине расстояния, отделявшего степную орду от русской дружины. С той и другой стороны лучники взяли противника на прицел — стоит только натянуть тетиву и отпустить…

Степняк снова начал было говорить, очевидно, излагая условия откупа, но Ярослав уже извлекал на свет золотой ярлык. Степной вождь осёкся на полуслове, глаза его расширились. Секунду спустя он глубоко склонился в седле.

— Он просит не гневаться на него, — перевёл толмач, — и считать это всё недоразумением. Разумеется, нойон с ярлыком самого джихангира имеет право ехать куда захочет и вести за собой столько людей, сколько пожелает.

— … Не знаю, что сказать тебе, Фёдор Олексич. Трудно.

— Ну а кому сейчас легко?

Боярин Фёдор выложил перед Немиром высокую стопку золотых монет. Глаза переводчика, до сих пор непроницаемо-стеклянные, ожили, и где-то в глубине их зажёгся огонь.

— Хорошо, боярин. Бату-хан примет вас завтра.

Когда толмач ушёл, Фёдор подошёл к окну, затянутому рамой с переплётом из девяти мутновато-зелёных стёкол — неожиданная роскошь на фоне кое-как обмазанных глиной плетневых стен. Мазанка, впрочем, была довольно высокой, во всяком случае, не приходилось нагибаться, чтобы не рассадить себе лоб о потолочную балку.

Постоялый двор, на котором остановилось черниговское посольство, был достаточно вместителен. Обширные навесы, крытые камышом, окружали пятачок двора с трёх сторон. Под навесами нашлось место для всех коней, и там же разместилась часть челядинцев, за теми конями присматривающая. С четвёртой стороны постоялого двора находился дом, длинная мазанка, разделённая на клетушки разного размера. Там и разместился князь Михаил, митрополит Пётр и сам боярин Фёдор, а также витязи охраны. Хозяин постоя, низенький волосатый перс, вместе с прислугой обитал теперь больше на кухне, где в поте лица жарили-парили для дорогих гостей.

Вошла служанка, необыкновенно красивая девочка-аланка лет тринадцати, начала расставлять на столе посуду. Боярин в который раз залюбовался её тонким, точёным лицом.

— Как тебя зовут? — по-алански спросил Фёдор. Девочка от неожиданности чуть не выронила кувшин.

— Нина, мой господин…

— Красивое у тебя имя, Нина.

Девочка несмело подняла глаза.

— Господин говорит по-алански?

— Есть такое, — улыбнулся в ответ Фёдор. — Скажи, Нина, как ты попала сюда?

Аланка вновь опустила глаза.

— Как все попадают, господин.

Боярин взял её за руку, усадил на скамью, сам сел напротив.

— Расскажи мне о себе, Нина. А потом я тебе. Возможно, нам обоим станет легче.

Девочка вновь подняла на странного русича большие чёрные глаза, опушённые длинными густыми ресницами. Пожилой мужчина с проседью в аккуратно подстриженной бороде смотрел совершенно серьёзно.

… В тот день Нина собирала хворост в лесу, далеко от родного селения, и не успела укрыться в древней родовой башне, возвышавшейся на горе. Слишком внезапно появился монгольский летучий отряд. Девочке накинули на шею жёсткий аркан из конского волоса и поволокли в село, где уже вовсю хозяйничали захватчики.

Слова текли и текли — слишком давно Нина не имела возможности поговорить с кем-то на родном языке. Не всё рассказала русскому господину Нина. Разве можно рассказать, каково это — стоять совершенно голой перед толпой незнакомых мужчин? Жадные руки щупают груди, раздвигают девичьи таинства, чтобы убедиться в непорочности… Как уже поняла девочка, именно непорочность и спасла её тогда. Начальник отряда, высокий вислоусый монгол, резким голосом приказал что-то, и Нину враз оставили в покое. Точнее, связали руки сзади шёлковым шнурком и привязали за ногу к столбу, чтобы не убежала. Женщин же монголы насиловали прямо на земле, скопом, после чего вспарывали им животы…