Мария, княгиня Ростовская

«Здравствуй, сестрица моя любимая и единственная! Пишет тебе сестра твоя Мария.

Ну вот, Филя, сон твой сбылся наконец, а равно и мечты мои с князем Васильком Константиновичем. Родился у нас молодой князь Ростовский, окрещён Борисом. Здоровый, слава Богу, и мы все здоровы тоже.

Спасибо тебе, Филя, за молитвы твои. Теперь мой черёд молиться за тебя. Дай Бог тебе счастья, наконец!

Урожай у нас нынче неважен был, но мы с Васильком запасливые — хлеба от прошлых трёх урожаев скопилось немало, князь мой скупал понемногу, как деньги были. А тут открыли амбары разом, и пустили в продажу. Были у нас хлеботорговцы из Переяславля-Залесского, из Суздаля и самого стольного града Владимира, и даже булгары волжские наезжали. Все недовольны, что мы цену сбиваем, но Василько мой непреклонен остался — незачем с народа три-то шкуры драть, бедой их пользуясь. Ну и бояре ростовские, на князя своего глядя, тоже умеренность проявили. Зато и всё серебро в казну ростовскую легло, наверное, ни одна гривна на сторону не ушла. И мора голодного избежать удалось. Вот так, Филя. Мудрая я правительница, да? (Смеюсь, конечно)

А больше писать не знаю что. Соскучилась я по тебе, Филя. Поговорить бы за полночь… Ладно, не буду терзать тебя и себя мечтаньями.

За тем остаюсь сестра твоя Мария.

Обнимаю тебя и люблю»

Мария отложила гусиное перо, присыпала пергамент песком, чтобы скорее высохли чернила. Задумалась. Ответные письма от Феодулии приходили в основном на бересте — князь Михаил Всеволодович порой бывал излишне бережлив, а Феодулия чересчур скромна, чтобы выпросить у отца пергамент. Но даже на пергаменте не так легко изложить свои мысли, а на бересте длинное письмо написать и вовсе немыслимо…

В соседней комнате Борис Василькович проснулся и захныкал, намекая, что пора бы и подкрепиться. Послышалось сдавленное воркование няньки, приставленной неотлучно сидеть с младенцем. Мария торопливо стряхнула песок с пергамента, свернула письмо в трубочку, продела шнурок в уже заготовленные дырки и запечатала послание перстнем-печаткой. Вообще-то подобную переписку запечатывать было необязательно, но князь Василько уже приучил её к порядку — все документы, вручаемые гонцу, должны быть запечатаны.

Войдя в соседнюю комнату, Мария приняла ребёнка из рук няньки, молодой полной женщины с круглым добрым лицом.

— Ступай, Фовра, я покормлю и сама уложу. Отдохни малость, покуда не позову.

Нянька поклонилась, и уже в дверях столкнулась с князем Васильком.

— Ого, чем мы тут занимаемся! Которую титьку уже сосём?

Борис Василькович пропустил вопрос между ушей, усердно опустошая мамкину титьку.

— Ух, какой! — в который уже раз восхитился князь, разглядывая своего отпрыска. Мария подавила смешок.

— Всё не налюбуешься, княже?

Князь легонько обнял её, целуя в ухо и шею.

— Угадала. Да что там — вот, к примеру, смотрю я на тебя который уже год, и всё никак не могу поверить — да верно ли, что ты моя жена?

Мария чуть откинула назад голову, полузакрыв глаза. Счастье… Вот оно какое, счастье…

— Мариша, не пора титьку менять? — вдруг обеспокоился князь, на ощупь сравнивая её груди — Гляди, парень голодный останется…

Мария уже еле сдерживала смех.

— Не останется. Он ещё и на твою долю оставит. Будешь? — подначила она мужа.

— А можно? — с затаённой надеждой спросил князь. Мария с изумлением взглянула на него. В глазах мужа плясали озорные огоньки.

И они разом зафыркали, давясь смехом — смеяться в голос было нельзя, дабы не нарушать процесс питания Бориса Васильковича.

— Едут, едут!