Мария кровавая

Не меньше, чем последствий непослушания, дети страшились всего неведомого. Считалось, что в присутствии опасности необходимо «удвоить число больших пальцев на руке», то есть спрятать большие пальцы в сжатых ладонях, поскольку такая форма руки напоминает написание имени Бога на иврите. Детское воображение было переполнено полчищами невидимых зловещих существ, которые бродят по ночам и таятся в лесу. Список этих страшил был огромным: духи, ведьмы, колдуньи, сатиры, лесные черти, сирены, тритоны, кентавры, карлики, великаны, бесенята, упыри, нимфы, демоны, лешие, домовые-проказники, злые кобылы, человек, живущий на дубе, дьявольская колесница, огнедышащий дракон, эльф и ужасный «дух без костей». И всеми ими правило самое ужасное существо, состоящее из частей животных, которых дети боялись больше всего. Это дьявол, «с рогами на голове, извергающий из пасти огонь, с хвостом, глазами, как у змеи, кабаньими клыками, медвежьими когтями, кожей, как у негра, и рыкающим голосом, как у льва; когда мы слышим его страшный крик „Оооуу!“, мы замираем и очень боимся».

Эти страхи были как бы компенсацией за удовольствие от верховой езды и соколиной охоты. В шесть лет Мария хорошо держалась в седле, так что лорд Эбергавени подарил ей собственного копя. Генрих прислал ей большого ястреба, и почти все лето 1522 года она училась с ним охотиться. Однажды в августе Мария и ее слуги весь день провели в лесу близ замка Виндзор, питаясь только хлебом и элем. К началу 1520-х годов у принцессы была уже довольно солидная свита. В шесть лет она имела семь придворных дворян, десять камердинеров и шестнадцать пажей плюс помощники конюхов, кухонные мальчики, прачки и истопники. Список запасов в ее пекарне, буфетной и кухне с каждым годом становился все длиннее, а ее питание стоило королю почти тысячу двести фунтов в год. Среди членов увеличившейся свиты Марии появились двое, которые будут у нее служить несколько десятков лет. Это Беатрис ап Райс, которая обстирывала принцессу и умащала ее лавандовым маслом, и Дэвид ап Райс, который вначале был пажом, но скоро стал ее личным стражем. Чаще всего в ее свите менялись музыканты, редко кто задерживался больше четырех месяцев сряду. В большинстве своем это были англичане и французы, но встречались также и выходцы из Уэльса, как, например, Эландон, который появился в свите Марии, когда ей исполнилось девять лет.

Больше, чем все остальное, Генриха и Марию объединяла музыка. Среди многочисленных талантов Генриха музыкальные способности выделялись наиболее явно. Разумеется, он был любителем, но довольно одаренным, и мог играть на многих музыкальных инструментах, среди которых были гитарон, лютня, корнет и верджинел (разновидность клавесина). Генрих очень любил после напряженных турнирных поединков вечером устроить экспромтом концерт, в котором выступал с профессиональными придворными музыкантами, и очевидцы утверждали, что играл он почти так же хорошо, как и они. Король коллекционировал музыкальные инструменты разнообразного оформления и звучания, в его коллекции был механический верджинел с каким-то «колесом, без которого нельзя играть». Занимался он и композицией, причем сочинял как серьезные вещи — песнопения и мессы, так и легкие песенки. Среди популярных мелодий детства Марии, таких, как «Веселый хэй», «Чайки», «Красотка», была и сочиненная королем песенка «О мое сердце».

Точно так же, как инструменты, Генрих коллекционировал музыкантов. В 1519 году он держал при дворе по крайней мере трех выдающихся солистов. Это были француз-клавикордист, другой исполнитель на клавишных из Германии, который так нравился королю, что он взял его с собой на летний отдых, чтобы тот развлекал его в Вудстоке, и знаменитый венецианский органист Дионис Мемо. Мемо служил органистом в соборе Святого Марка и прибыл ко двору Генриха вместе с группой виртуозов и со своим органом, который «привез с большими трудами и затратами». Король быстро сделал его главным среди своих музыкантов и капелланом личной часовни. Со всей определенностью можно считать, что Мемо был учителем Марии, поскольку его пребывание при английском дворе совпало с ее ранним детством, а к четырем годам она уже играла для гостей на верджипеле. Мария унаследовала от Генриха и его любовь к музыке, и его одаренность. Она еще толком не умела ходить, а уже узнавала Мемо в огромном зале, заполненном придворными, и громко просила его сыграть для нее. Сама она очень быстро овладела искусством игры на клавишных инструментах, с необыкновенной легкостью исполняя быстрые и замысловатые пассажи, а когда подросла, обучала игре дам из своей свиты.

Помимо белокурых волос и музыкальных способностей, Мария унаследовала от отца и многое другое, однако ее учили подавлять в себе любые проявления индивидуальности. Ей, как, впрочем, и всем сколько-нибудь талантливым женщинам того времени, всю жизнь предстояло жестоко бороться с искушением и слабостью, и в борьбе этой будущей королеве было суждено потерпеть поражение.