Мария Кровавая

Празднества в Антверпене затянулись. Там были представления, живые картины, уличные костры, выставленные на улицы бочки с вином и стрельба из пушек. Английские купцы воздвигли живую картину «в виде большого красивого замка античного типа, прекрасно расписанного и украшенного флагами, доспехами и письменами», и Филипп объявил, что их усилиями весьма доволен. Однако торжества омрачило трагическое происшествие. Из-за невнимательности слуг, которым было поручено следить за факелами, возник пожар на другой живой картине. Все сооружение мгновенно охватил огонь, в котором погибли десятки людей, а в довершение рухнувшее сооружение погребло под собой еще и всадника с лошадью.

Вскоре до Марии дошла весть, что Филипп покидает Антверпен и уезжает в Лувен, где «проведет совсем мало времени» и затем отправится в порт, расположенный на Ла-Манше. Но десять дней спустя он все еще находился в Антверпене, принимая участие в турнирах и тратя направо и налево взятые в долг деньги. Английский посол Мейсон написал Питри, что Филипп тратит по тридцать пять фунтов в неделю и отмахивается от своих кредиторов-банкиров, говоря, что расплатится с ними после возвращения в Англию. Однако проходили недели, а он вроде бы и не собирался возвращаться. Мейсон добавил, что «время летит, а вместе с ним и расходы, но король остается приверженным подобному образу жизни».

В марте Филипп все еще развлекался. В данное время он был занят с Руем Гомесом и остальными подготовкой к большому турниру, который должен был состояться после Пасхи. Его соперник, граф Шварцбург, объявил, что будет сражаться в турнире «в честь всех своих возлюбленных», а Филипп, чтобы не ударить в грязь лицом, решил выступать под девизом «В честь того, что брюссельские женщины красивее мехлинских». Марии же он спокойно разъяснил в письме, что задерживается во Фландрии, потому что ожидает визита короля и королевы Богемии. В ответ она предложила ему привезти королевскую чету с собой в Англию, но Филипп больше к этому вопросу не возвращался. Он уже вообще начал открыто поговаривать, что-Англия для него не больше, чем дорогостоящая досадная помеха, и это звучало как если бы его брак был всего лишь проформой. Французский король предсказывал невеселое развитие событий. «У меня такое мнение, — сказал он венецианскому послу в личной беседе, — что недалеко то время, когда английский король начнет добиваться расторжения своего брака с королевой».

ГЛАВА 45

За что столь жестоко обижен был я?

Забыты деянья мои и слова,

Забыта вся верная служба моя,

Покрыта позором моя голова.

Но я промолчу, как молчал я доселе,

Ведь горе мое для злодеев всесильных —

Лишь повод коварно предаться веселью.

На Великий четверг, что на пасхальной неделе, большой зал гринвичского дворца был приготовлен для процедуры омовения королевой ног бедным. В одном конце зала находились епископ Илийский, настоятель часовни, капелланы и королевские певчие. В другом — главные дамы и фрейлины Марии, одетые в длинные, доходящие до пола льняные передники и с длинными полотенцами, висящими на шее. В руках они держали наполненные водой серебряные кувшины и букетики апрельских цветов. По обе стороны зала выстроились сорок бедных женщин плюс одна. (Марии в то время шел сорок первый год.) Затем они уселись на скамейки, каждая подняв на табурет босую правую ногу. Началась подготовка к богоугодному действу королевы. При этом правую ногу у каждой бедной женщины вымыли три раза — первый раз слуга, затем Младший раздающий милостыню, а затем еще раз Главный раздающий милостыню, епископ Чичестерский. После того как епископ завершил свое действо, в зал вошла Мария, сопровождаемая кардиналом Поулом и членами Совета. На ней был льняной передник, как и у ее дам. Она преклонила колени перед первой бедной женщиной и кивком головы подозвала одну из своих дам, которая должна была ей помогать. Королева мыла ноги каждой из бедных по очереди, а затем насухо вытирала полотенцем, которое свисало с ее шеи. Закончив вытирать ногу, она крестила ее, а затем целовала, причем «так горячо, что казалось, будто она ласкает что-то очень для себя дорогое». После этого королева передвигалась вдоль по ряду к следующей бедной женщине, оставаясь при этом все время на коленях.