Контраст этот усиливался тем фактом, что, как правило, отца она видела только по праздникам. Начиная с трехлетнего возраста Мария видела родителей только на Пасху и Рождество. В остальное время она переезжала в своем паланкине из Виндзора в Хэнворс, затем в Ричмонд, потом в Гринвич, где по приказу Вулси стелили свежий тростник и «освежали» комнаты для принцессы. Рождество для нее было самым ярким событием года. Во-первых, она навещала отца с матерью, а во-вторых, этот праздник длился целых двенадцать дней — с представлениями, танцами, маскарадами, вершиной которых была раздача новогодних подарков. На четвертое Рождество Марии группа детей под руководством королевского драматурга Джона Хейвуда показала в ее честь представление. На следующий год у нее появился собственный «владыка буянов»[15] — Джон Тергуд, один из камердинеров свиты, который задумал и поставил представление с шуточными народными танцами в костюмах героев легенды о Робин Гуде, конями-качалками и исполнением мелодий на колокольчиках. На шестое Рождество Марии Тергуд превзошел самого себя. Рождество в тот год принцесса проводила с Генрихом в Дитоне, близ Виндзора, и ее праздник был миниатюрным повторением большого королевского празднества. У нее, как и у Генриха, главным на представлении была позолоченная и раскрашенная кабанья голова, участники ее рождественской пантомимы появились в шлемах с опущенными забралами и в доспехах, увешанных шкурками кроликов с хвостами. Каждый из девяти ее танцоров имел десять дюжин позвякивающих колокольчиков, а маскарадный костюм одного из участников пантомимы потребовал «такого количества соломы, что ею можно было покрыть двенадцать человек». Вторым представлением была кровопролитная потешная битва, причем реквизит артистов включал двенадцать арбалетов, черный порох, четыре пушки и две дюжины копий для танцоров в костюмах разбойников Робин Гуда. За кулисами ожидал «специальный человек, чтобы в нужный момент зарезать теленка». Ее рождественские подарки с каждым годом становились все дороже: золотой крест от графини Девоншир, двенадцать пар обуви от Ричарда Уэстона, высокая золотая солонка, украшенная жемчужинами, от Вулси, а от Генриха — посеребренный кубок с высокой ножкой, полный монет. От одной «бедной женщины из Гринвича» Мария получила в подарок увешанный золотыми блестками куст розмарина — один из символов Тюдоров.
Нам почти ничего не известно о том, что это такое — провести детство в эпоху Тюдоров. Для Марии это означало, по-видимому, шумные торжества и сверкающие залы больших дворцов, а также тихие небольшие особняки и зеленые аллеи, свет от свечей, свет от факелов и черную тьму. Это означало поездки по окрестностям во все времена года, плавание на королевской барке из Ричмонда в Гринвич и обратно, знакомство с разными животными, внезапные ливни и сладкий запах черешни и земляники в садах Хэнворса и Виндзора. А также молитвы священников, музыку, украшения и маленький трон. Однако в любом случае мир детства эпохи Тюдоров не был миром добрых воспитателей и снисходительных родителей, потакающих своим детям. Все посещавшие Англию в конце XV века были поражены тем, какой страх испытывали дети в присутствии родителей. Даже взрослые англичане нервно замолкали, когда в комнату входили их родители, и, пока говорили те, сами заговаривать не смели. Дети росли в страхе, и как бы само собой разумелось, что за малейшее непослушание их нещадно наказывали. Известный своей мягкостью Томас Мор с гордостью писал, что если и порол своих детей, то только павлиньими перьями, однако более типичным для того времени было поведение его друга, Ричарда Уайтфорда, сочинившего для детей маленькую молитву, с которой они должны были каждое утро обращаться к своим матерям: