Мария Кровавая

Теперь Мария полностью перешла под опеку тетки Анны, леди Шелтон, которая, вероятно, настоящей ненависти к Марии не испытывала. Шапюи ничего определенного на этот счет не записал, но в любом случае гувернантка ревностно защищала интересы семьи Болейн и неплохо исполняла роль гонительницы. В ее пользу можно сказать лишь то, что вначале она этой роли сопротивлялась. Впервые увидев ее с Марией, Джордж Болейн и Норфолк были разгневаны тем, что она относится к этой незаконнорожденной «с чересчур большим уважением и добротой». Леди Шелтон возразила, что если бы даже Мария была внебрачной дочерью бедного дворянина, а не короля, «то все равно заслуживала бы почитания и хорошего обращения за свою добродетель и набожность». Тот факт, что Марии удалось заслужить такую похвалу от тетки Анны, является убедительным доказательством благочестия. Однако Генрих считал ее упрямой, неблагодарной и не поддающейся никаким убеждениям. Позднее под давлением Анны и ее приближенных леди Шелтон стала послушной исполнительницей их воли. Анна распорядилась, чтобы всякий раз, когда Мария заявляла о своих правах принцессы, «давать ей пощечины и вообще бить и обзывать проклятым бастардом, каковым она и является». В Хэтфилд часто приезжали гости засвидетельствовать почтение Елизавете. Они надеялись также увидеть и Марию, но гувернантка запирала ее в комнате и приказывала наглухо закрыть окна.

Мучители Марии дурно обращались не только с ней самой, но и преследовали все ее окружение, добавляя тем самым ей печали. Из свиты Елизаветы убрали всех, кто проявлял к Марии малейшую человечность. Анну Хасси, жену бывшего камергера Марии, Джона Хасси, которая, перестав быть у нее в услужении, все еще продолжала беспокоиться о здоровье принцессы и состоянии ее духа, арестовали и заточили в Тауэр. Доносчики сообщили, что во время своих редких визитов к Марии в Хэтфилд она по старой привычке продолжала величать ее принцессой. Однажды она предложила «выпить за принцессу», а днем позже заметила, что «принцесса вышла погулять». На допросе госпожа Хасси призналась, что время от времени тайком передавала Марии записки, а в ответ принимала «словесные» сообщения. Ее вынудили также назвать и своих сообщников. После подписания признания Генрих ее помиловал. Анну Хасси выпустили, но теперь леди Шелтон стала следить за Марией еще строже.

Генрих подозревал, что продолжать сопротивление Марию вдохновляют некие личности, письма от которых тайно доставляли связные. Этой связной оказалась единственная горничная, находившаяся в услужении у Марии, молодая девушка, чье имя в истории не сохранилось, но Шапюи подтверждал, что именно через нее он передавал Марии письма от Екатерины и свои собственные и получал в ответ короткие записки, которые Мария ухитрялась написать в моменты, когда за ней не следили. Уличить в чем-либо предосудительном горничную было нельзя, но она отказалась присягнуть «Акту о наследовании» и сдалась только после того, как ее заперли в комнате и пригрозили отправить в Тауэр. Все равно через месяц Генрих приказал леди Шелтон ее уволить, Шапюи писал, что Мария была «этим очень опечалена», поскольку у девушки этой не было денег и «Мария была единственной, кому она могла довериться».

На третий месяц пребывания Марии в Хэтфилде ее посетила самая важная гостья — королева Англии, Анна Болейн. Последний раз они виделись еще до коронации, и эта встреча была для обеих тяжелым испытанием. Перед Анной стояла девушка, чью мать она обесчестила, а перед Марией — женщина, разрушившая ее семью, оторвавшая от отца, породившая «скандал в христианском мире» и чьей дочери, пока еще ребенку, теперь воздают почести, по праву принадлежащие ей.

Вначале Анна держалась вежливо, приглашала Марию приехать во дворец засвидетельствовать почтение, сказав, что, если Мария будет почитать ее как королеву, она попытается помирить ее с Генрихом. Анна пообещала вступиться за Марию и проследить, чтобы к ней «относились так же или даже лучше, чем прежде». Ответ Марии был столь же вежливым, хотя внутри кипел праведный гнев.

«В Англии, — сказала она, — я не знаю никакой другой королевы, кроме моей матушки… но если вы, леди Анна, изволите поговорить обо мне с Его Величеством, я буду вам за это весьма признательна».

Анна повторила предложение, подчеркивая преимущества королевской милости и опасность гнева, но Мария оставалась непреклонна. В конце беседы Анна рассердилась и ушла, заявив, что «сломает гордость этой разнузданной испанской девки», чего бы ей это ни стоило.