Мария Магдалина

- Напрасно дожидаешься. Учитель твой приговорен к смерти.

- Лжешь! Кто смел? - диким голосом закричала Мария.

- Верховное судилище, я как раз возвращаюсь оттуда.

- По какому праву, ты, ты... - и Мария, охватив Никодима за плечи, трясла им, как былинкой.

- Мария, - сжал ее руки Никодим, - я был один против всех. Успокойся. Приговор синедриона еще ничего не значит. У нас отнято право меча, и наш приговор должен еще утвердить Пилат, а Пилат любит делать все наперекор священникам. Когда-то я ненавидел его за это, но сегодня, если бы я мог чего-нибудь добиться, то сам бы стал уговаривать его идти против них. Может быть, у тебя есть кто-нибудь, кто сможет повлиять на него?

- Есть. Пусти меня, - она вырвалась из рук Никодима и убежала.

- Куда это ты бежишь, красавица, - схватил ее в объятия какой-то ночной волокита.

Мария ударила его изо всех сил по переносице, он отскочил и схватил ее за платье; затрещала легкая материя, а Мария побежала дальше. Испуганная, задыхаясь, она добежала до дворца Муция и стала стучать в дверной молоток.

- Кто там? - послышался голос хорошо знакомого ей привратника.

- Мария Магдалина. Господин твой дома?

- Спит.

- Разбуди его немедленно, - велела он усталым голосом и с трудом вошла в атриум.

Мрак, глубокая тишина, прохлада залы, монотонный плеск воды и белевшие во мраке прекрасные статуи подействовали на нее успокоительно.

Ей казалось, как будто бы из мраморных уст этих прекрасных статуй к ней несутся утешения.

- Милости! - говорит стройная фигура Цезаря, - Верну тебе счастье! - нежно шепчет белоснежная Афродита.

- Да, - серьезно подтверждает бронзовая Гера.

- Заступимся, - обещает прекрасный Эндимион-Муций.

И в усталой, отяжелевшей голове Марии начинают пробуждаться обрывки воспоминаний.

Невольник внес огонь, и перед глазами ее замелькали, как и тогда, бегущие вдаль колонны, пляшущие на цветущем лугу обнаженные девушки, вспыхнули яркими красками фрески с любовными приключениями Юпитера.

Послышались торопливые шаги, и в тунике, наскоро набросив военный плащ, вошел Муций.

- Мария! - воскликнул он и остановился, смотря с изумлением на ее запыленное, измятое, разорванное внизу платье, спутанные волосы и одухотворенное страданием лицо.

- Муций! - бросилась она к нему. - Учителя арестовали священники. Хотят его убить, если позволит Пилат. Но он не может позволить. Ты пойдешь к нему и скажешь ему все, все... - повторяла Мария, рыдая.

- Какой учитель?

- Иисус, тот, который спас меня от избиения камнями, брата моего воскресил из мертвых, сердце мое, утраченное в погоне за телесными утехами, обрел и вновь оживил, - Так, - проговорил протяжно римлянин, выпуская ее из своих объятий, и лицо его приняло суровое выражение.

- Значит, это тот, который отнял тебя у меня? Ловкий муж, нечего сказать, начал с Марфы, а кончил тобой. Целитель.., и вот спустя долгие месяцы ты возвращаешься, будишь меня ночью, чтобы заявить мне, что я должен спасти своего соперника, который наслаждается с тобой.

Мария отступила несколько шагов назад, слезы ее высохли, глаза стали неподвижными, и она проговорила глухо, почти мрачно:

- Ты ошибаешься, Муций, ты обещал мне все, когда я утопала с тобой в распутстве, а он дарил меня своим сердцем, своей милостью и светом своей души за ничто. Ни одного поцелуя не получил он от меня, раз только, вот здесь, здесь... - она приподняла волосы на лбу, - коснулся.., однажды только, один раз... - и губы ее жалобно задрожали, Муций молча смотрел на нее и сказал:

- Объясни мне, прошу тебя, что значит твой измятый, запыленный вид и разорванное платье.

- Я выбежала ночью, сидела на мостовой у храма, потому что он был там... Я была уверена, что стоит только заговорить ему - и его отпустят. А они осмелились осудить его. Никодим сказал мне, что они ничего не могут поделать без Пилата, что Пилат охотно сделает все назло священникам. Я обещала, чтобы ты попросил его... Поймал меня какой-то бродяга, я ударила его, разорвал мне платье. Бродяга - только платье, а ты, патриций, - рвешь мою душу... Но ты пойдешь к Пилату, скажешь ему, что если уже непременно нужна чья-нибудь жизнь, то пусть он берет мою.

- Значит, ты так любишь его, что готова жизнь за него отдать?

- Все.

- Мария, не будем создавать из пустяков трагедию; хорошо, я пойду к Пилату - и освобожу твоего учителя, но не даром. Жизнь твоя мне не нужна, но эта ночь, еще раз, последний, моя...

Мария стояла неподвижно, вся кровь, казалось, прихлынула к ее сердцу, лицо стало бледным, словно мрамор.

- Хорошо, - тихо, почти беззвучно проговорила она.

- Ну, так иди в свою комнату, я пришлю невольницу помочь тебе, приведи себя в порядок, ты совсем опустилась. Иди, иди, - торопил он, заглушая упреки совести.