Читаем Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома полностью

6 сентября 1860 года придворные вместе с роскошными и нарядными лакеями покинули двор[81]. Молодой Бурбон в последний раз принял своих министров, уделив несколько любезных слов каждому из них, а затем, примерно в четыре часа пополудни, он покинул свой дворец по тайной лестнице с Марией Софией и свитой[82], чтобы добраться до моря через королевской док. Он ушел в военной форме и взял с собой только серебряную посуду, несколько картин и драгоценных предметов, а также ряд реликвариев. Королева, в свою очередь, была одета в простое дорожное платье, на голове у нее была большая соломенная шляпа, украшенная цветами. Она оставила весь свой гардероб. Покидая придворных дам, она бросила им: «Torneremo, torneremo presto!»[83]

Они погрузились в «Мессаджеро», небольшое канонерское судно, которым командовал старик, верный покойному королю Фердинанду. Государь приказал остальным фрегатам следовать за ним. А может быть, это была «Парфенопа» под командованием капитана Роберто Паска, который развернул на палубе отряд морских пехотинцев, другие корабли отказались подчи– ниться[84]. Их люди сошли на берег, а их офицеров заверили, что они будут приняты в состав сардинского флота.

В шесть часов корабль отчалил, увозя в Гаэту последнего царствующего потомка Генриха IV и Людовика Святого. Путешествие было мрачным. У беглецов не было почти ничего из еды. Мария София удалилась в каюту и уснула на диване. Франциск, беспокойно пройдясь по палубе, подошел, чтобы накинуть на нее пальто, а затем вернулся назад и стал наблюдать за стройными башнями крепости, которые уже показалась вдали, как цитадель, выстроенная посреди моря.

Вскоре вся королевская семья была заперта за этим последним валом Гаэты[85]. И хотя единственный законный король неаполитанских государств начал организовывать свою оборону, оставив Неаполь в руках дерзкого кондотьера, Виктор Эммануил сам вошел в город в окружении флагов с савойским крестом, трехцветных шарфов, криков, песен и буйства южной толпы. Он сразу же потребовал всеобщего избирательного права, права освятить свершившийся, хотя и незавершенный, факт итальянского единства.

Часть II

Римское изгнание

Бессмертие было обещано Святой Церкви; а нам, как социальному классу, – нет!

Джузеппе Томази ди Лампедуза. Гепард

Христианский Рим постепенно спускается в катакомбы, из которых он вышел.

Рене де Шатобриан. Путешествие в Италию

Простая остановка?

Прошло пять месяцев. Покинутое государями Европы древнее южное королевство пало[86]. Франциск и Мария София только что оставили не только свою крепость, но также – и навсегда! – свою страну. Они плыли в направлении Папской области, славные разведчики в одиссее, которая вскоре приведет миллионы их бывших подданных на путь изгнания.

В Неаполе, услышав новость о капитуляции, снова ликуют. Радостный шум, кимвалы, барабаны, все эти звуки наполнили столицу королевства Обеих Сицилий. Надо отметить, что новые муниципальные власти вывесили объявление, приглашающее жителей принять участие в большой демонстрации. Те, кто забывает кричать о своем энтузиазме или недостаточно выразительно размахивает носовым платком, оказываются освистаны или даже получают пощечины[87].

На этот раз революционные демонстрации проходят также и в Риме. Толпа всю ночь марширует по Форуму и пытается осветить древние памятники трехцветными бенгальскими огнями. Сторонники итальянского единства кричат на улицах, неся факелы: «Да здравствует Виктор Эммануил! Да здравствует Гарибальди! Да здравствует Италия! Да здравствует независимость!» Папские карабинеры с трудом унимают драки, которые разгораются то тут, то там.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза истории

Клятва. История сестер, выживших в Освенциме
Клятва. История сестер, выживших в Освенциме

Рена и Данка – сестры из первого состава узников-евреев, который привез в Освенцим 1010 молодых женщин. Не многим удалось спастись. Сестрам, которые провели в лагере смерти 3 года и 41 день – удалось.Рассказ Рены уникален. Он – о том, как выживают люди, о семье и памяти, которые помогают даже в самые тяжелые и беспросветные времена не сдаваться и идти до конца. Он возвращает из небытия имена заключенных женщин и воздает дань памяти всем тем людям, которые им помогали. Картошка, которую украдкой сунула Рене полька во время марша смерти, дала девушке мужество продолжать жить. Этот жест сказал ей: «Я вижу тебя. Ты голодна. Ты человек». И это также значимо, как и подвиги Оскара Шиндлера и короля Дании. И также задевает за живое, как история татуировщика из Освенцима.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Рена Корнрайх Гелиссен , Хэзер Дьюи Макадэм

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное