Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома

На следующий день после празднества произошел большой скандал. Французская жандармерия в Риме сообщила всем заинтересованным, что зуавы лицемерно отказывались приветствовать французский флаг. Когда проносили трехцветное знамя, никто не снял головного убора[191]. Хотя к тому времени, когда прибыли первые добровольцы, отношения Луи Наполеона с оккупационной армией были прекрасными. Будь то солдаты папы или солдаты императора, французы братались взахлеб в остериях. Но, увы, отношения стали прохладными с тех самых пор, как Париж запретил экспедиционному корпусу общаться с зуавами либо действовать с ними заодно.

Забот благочестия, возложенных на добровольцев папы, было недостаточно, чтобы занять войска, посему правительство понтифика решило поручить им подавление разбоев, которые свирепствовали в окрестностях. Банды, орудующие у ворот Рима, состояли главным образом из крестьян и нищих рабочих, то есть людей, которые, находясь в подчинении землевладельцев и власть имущих, привыкли видеть, что законы работают не для них, а иногда и против них[192]. Пьемонтцы обвиняют эту толпу преступников в том, что их подкупили изгнанные правители, что они помогают Бурбонам и разжигают партизанскую войну, нападая на отряды патриотов. Это было верно в отношении тех сорвиголов, которые часто встречались с Марией Софией в Риме, и в отношении некоторых групп бойцов, оставшихся от разбитой армии изгнанного короля, поощряемых духовенством южных регионов. Однако большинство этих разбойников не были партизанами, преданными какой-либо политической идее, а были всего лишь простыми уголовниками – предшественниками каморры. Сегодня они могут сражаться против Виктора Эммануила, крича: «Да здравствует Франциск II!», а завтра так же поступят с Франциском II, воюя против него и выкрикивая: «Да здравствует Виктор Эммануил!» Разбой – это их ремесло, а преданность Бурбонам – лишь повод, да и то только тогда, когда это им выгодно[193]. Вооруженные ружьями и длинными острыми кинжалами, они нападают на богатых путешественников, похищают людей, вымогают товары и деньги. Они без зазрения совести запугивают противника, добивают раненых солдат и пленников – естественно, после того как вволю поиздеваются над ними.

Эммануэль участвовал в этих экспедициях, которые приносили ему отличный дополнительный доход в размере пяти су в день, пятисот экю за каждого пойманного или убитого бандита, или даже тысячи, если речь шла о главаре шайки. Долгое время его отряд был расквартирован на границе Абруццо, одного из самых диких регионов Италии, состоящего из горных хребтов, неприступных ущелий и скалистых амфитеатров. В этом регионе скрывается порядка сорока банд висельников, жестоких и безжалостных. Бои ведутся жестокие, а сложный рельеф местности предоставляет врагу множество укрытий, делая его зачастую просто неуловимым. Нужно привыкать к усталости, лишениям, а также к очень трудным дневным и ночным патрулям. Приходится тащить на себе все обмундирование, а это примерно шестьдесят фунтов, с пачками патронов, палаткой и шестами, одеялом, провизией на несколько дней и дополнительной посудой. Приходится ночевать среди полчищ насекомых, которые не дают нормально уснуть, истязая кожу своими укусами. Солдат донимают и свирепствующие вокруг эпидемии, в частности, брюшной тиф. Эммануэлю повезло, он избежал болезни. Он закончил эту кампанию «перлюстрации»[194] только лишь жалобой на сильный кашель, который периодически проявлялся, вызывая у него боль в груди.

Свидетельство Марии Луизы фон Лариш-Валлерзе

Эммануэль познакомился с Марией Софией в Риме. Когда именно? Либо вскоре после приезда Матильды, сестры Марии Софии, то есть где-то начиная с июня 1861 года[195], либо между началом октября и концом декабря того же года[196], в период, когда зуавы по сути поселились в Риме и многие из них использовали свободное время, чтобы как можно лучше познакомиться с христианским городом, который они пришли защищать.