Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома

Через неделю после прибытия Их Величеств длинная очередь экипажей теснилась перед отелем «Вильмон». По данным газеты Le Matin, Его Величество Франциск II и королева Неаполя «приняли множество посетителей с изысканной приветливостью». Через четыре дня Дэзи умрет. Я представляю, как Мария София приветствует своих гостей с тем блеском роскоши, которая подобала тогда властителям Неаполя, – с остекленевшим взглядом и застывшей улыбкой, как будто не в себе, одинокая под грузом своей боли. В тот вечер, конечно, ее бледность выдавала ее тайную трагедию.

За четверть века она вооружилась непобедимым духом самопожертвования. Сидя на троне, она больше не принадлежала себе, но проклятой большой истории, которая выбрала ее и больше не сводила с нее глаз. Ее лишили личного выбора, собственных желаний, ее тайных устремлений. Ей были недоступны радости, которыми наслаждались другие женщины. Эту роль нужно было играть вечно, эту искусственную судьбу нужно было терпеть все время. Горе, всегда одно горе – вот ее удел.

Судьба упорствовала. В пятистах метрах от нее умирала Дэзи. «Держать осанку», ничего не менять в своем существовании, оставаться вдали от умирающей, как бы сильно ни хотелось оказаться рядом и не покидать ее ни днем, ни ночью. Какое насилие для материнского сердца! В двадцать лет она была вынуждена отказаться от дочери. Сейчас ей сорок пять, и более никто не мог контролировать ее поведение. В тот же вечер она вместе со всеми, кто последовал за ней, пошла по улице Буасси д’Англа, при свете фонарей пересекла бульвар Мальзерб под окнами молодого Пруста, прошла по улице Паскье до часовни Покаяния. Там она осталась у постели Дэзи, рассказала ей о ее отце, об их безумной страсти, прежде чем прошептала ей все слова материнской любви и веры, которая была в ней в эти минуты. Именно она была рядом со своей дочерью и проводила ее до смертного порога.

6 января 1886 года, в 9 часов утра, измученная усталостью Мария Луиза Елизавета Матильда София Генриетта де Лаваис-Шатобур испустила последний вздох на руках матери.

Королева обняла ее в последний раз, всей душой молясь небу, чтобы однажды она снова увидела свое любимое дитя во славе божьей, как только она сама оставит эту землю изгнания и страданий. Затем она покинула дом Берто и перешла на улицу Паскье. По дороге к отелю «Вильмон» это была уже не гордая фигура, прославленная Прустом, но жалкий и отчаянный призрак матери, которая не сумела спасти ни одного из своих троих детей, ни девочек, ни мальчика, который погиб в результате падения с лошади.

Бедная Дэзи! Смерть поразила ее в расцвете сил. Судьба орошала ее путь печалями и слезами и с пеленок закрывала перед ней многие пути к счастью. Однако ее короткая жизнь была наполнена любовью. Обычно детей, рожденных вне брака, ждала ужасная судьба. Как только они рождались, их выбрасывали, как бесполезных маленьких котят. Дэзи была утешением и надеждой Эммануэля, ангелом, принесшим краски в существование Марии Софии. Берто и Жинесте тепло ее приняли, любили и лелеяли, как своего собственного ребенка. Что касается Мехтильды Кель, баварской экономки, то она сопровождала ее с неутомимой преданностью. Эта смерть венчала жизнь, полную мужества и печали, но жизнь, которая до самой могилы была наполнена заботой и нежностью.

Похороны

Эмиля Берто не было в Париже. После выхода на пенсию он часто бывал в своем родном краю – в Сен-Жан-де-Лон, в Кот-д’Ор. Официальные формальности не могли быть выполнены слугой, к тому же иностранцем, и на следующий день после смерти Дэзи именно Анри де Жинесте-Нажак и его зять Адриан Соль де Маркэн направились в церковь Святого Августина по улице Сент-Оноре. К сожалению, приходской священник отец Ксавье Лефевр сказал мне, что документы, относящиеся к этому периоду, утрачены.

Похороны состоялись 8 января, за клиросом в часовне Пресвятой Богородицы. У подножия алтаря руки доброхотов уже возлагали венки для церемонии, назначенной на следующий день. Старый священник Тюильри готовился приветствовать все бонапартистское общество на службе, посвященной годовщине смерти Наполеона III, скончавшегося тринадцатью годами ранее.

Адриан, Анри, Матильда и Элен да небольшая горстка протестантов ютились на скамейках, чтобы присутствовать на службе в храме без верующих. Органист начал нерешительно и отстраненно играть. Все повернулись, чтобы посмотреть, как мужские руки несли гроб, накрытый черным полотном. В тот момент они увидели королеву Неаполя и Обеих Сицилий. В глубокой задумчивости она скользнула как тень за одну из редких колонн. Был странный, болезненный, трагический контраст между скромностью этих похорон и присутствием этой королевы, по крайней мере для взрослых, Анри, Матильды и Адриана, которые знали ее секрет, и их охватило острое сострадание.