Мария Стюарт

Королева Мария была богатой и бездетной вдовой, а ее брак создал бы могущественный политический союз. Мария несла на себе двойное проклятие политических и религиозных пристрастий, поэтому любой брачный союз неизбежно создал бы ей врагов среди других европейских государей. Обычный для нее метод игнорирования всех неприятностей или затруднений больше не срабатывал, к тому же она постоянно жила в атмосфере лихорадочных перешептываний, поскольку в центре внимания вновь оказались достоинства и недостатки всех кандидатов, рассматривавшихся сразу после смерти Франциска II. По словам Нокса, «у всех на устах брак нашей королевы». Намеки на желания Марии прозвучали в словах савойского посла Моретты, который сообщил испанскому послу при дворе Елизаветы, епископу Авильскому де Квадре, что шотландская королева метит «очень высоко» и возможным кандидатом является дон Карлос Испанский. Находившийся в Лондоне Летингтон тонко намекнул де Квадре, что рассматривается и возможность брака Марии с ее деверем Карлом IX Французским. Перспектива повторного брака Марии с членом французской королевской семьи заставила Филиппа II отправить послания, предлагавшие кандидатуру дона Карлоса. Кардинал Лотарингский по собственной инициативе начал переговоры с эрцгерцогом Карлом, сыном императора Фердинанда I. Эрцгерцог приносил с собой Тироль, но не более того, и его отвергли из-за его бедности. Основным претендентом оставался дон Карлос, который, хотя уже и проявлял признаки душевной болезни, не был еще вполне сумасшедшим. Этот союз значительно усилил бы позиции Филиппа II против Франции и Англии, а мысль об испанской армии вызывала кошмары у Елизаветы и Сесила. Шотландцы, совсем недавно пережившие присутствие «дружественных» армий на своей территории, также были настроены враждебно. Шотландия недавно приняла протестантскую Реформацию со всем фанатизмом новообращенного и не стремилась к союзу с католиками, хотя перспектива отъезда Марии за новой короной в Мадрид, оставлявшая Морею и Летингтону возможность самим управлять страной, сильно их привлекала. Слухи о предполагаемом браке Марии и дона Карлоса дошли до Нокса, и в мае 1563 года он высказал свое мнение в проповеди, обращенной к знати: «Я скажу, милорды, — запомните этот день и будьте мне свидетелями, — если знать Шотландии, исповедующая Господа Иисуса, согласится принять неверного (а все паписты суть неверные) в качестве своего суверена, то вы, насколько это в вашей власти, изгоните Иисуса Христа из королевства; вы навлечете возмездие Господне на страну, чуму на самих себя, а правителю мало будет радости». Нокс признавал, что проповедь отвратила от него даже сторонников, поэтому не был удивлен, когда его вызвали в Холируд на встречу с «пылавшей гневом» Марией.

Мария показала ярость оскорбленной де Гиз: «Никогда с государем так не обращались… Я допустила вас к своей особе и выслушала ваши увещевания, и все же не могу избавиться от вас. Клянусь Богом, я отомщу!» В этот момент пажа отправили за новыми носовыми платками, чтобы осушить слезы королевы, «а ее вытье, сменившее подобающий женщинам плач, не давало ей вымолвить ни слова». Нокс ответил, что его направляет Господь и что он не является себе хозяином, но Мария немедленно вернулась к главной теме: «Что вам за дело до моего брака?» — и, когда Нокс не ответил, задала новый вопрос, совершенно лишний: «Кто вы такой в моем королевстве?» Ответ Нокса на этот вопрос считается краеугольным камнем шотландской демократии: «Подданный, рожденный в его пределах, мадам. И хотя я не граф, не лорд и не барон, однако Господь сделал меня (каким бы подлым я ни был в собственных глазах) важным членом вашего королевства». Для Марии это было уж слишком, она впала в истерическую ярость и оказалась не в состоянии произнести ни слова. Джон Эрскин из Дина пытался успокоить ее, лорд Джон из Колдинхэма[57] безрезультатно предлагал свою поддержку. Ноксу было приказано удалиться, и позднее его отослали из дворца.

Вызвав Нокса для аудиенции, Мария дала ему возможность оскорбить себя и выслушала лекцию о демократии, не добившись решительно ничего. То была детская вспышка, похожая на ее попытку помериться силами с мадам де Паруа — хотя в том случае она и добилась незначительного успеха, — но одновременно и попытка утвердить собственную королевскую власть, и закончилась она полной потерей лица. Ни Диана де Пуатье, ни Екатерина Медичи не повели бы себя настолько по-детски.